Лана Балашина - Любовь по контракту

Рита помогла Маше устроиться в комнатах, накормила детей и уложила их, спустилась к нам.

Мы устроились на веранде, и Рита принесла нам виски и лед.

Ближе к ночи, вернулись молчаливые и расстроенные ребята.

Виктор поднялся в гостиную, доложил:

— Мы проехали на местное кладбище. Могилы еще свежие, в изголовье стоят две стопки с водкой, накрытые ломтем хлеба. Местный батюшка уверяет, что накануне в храм приходил парень, по описанию очень похожий на того, которого мы ищем, просил отслужить заупокойные службы по погибшим друзьям, оставил деньги, очень большую сумму, на ремонт храма и попросил договориться с кем-нибудь из местных прихожан, чтобы ухаживали за могилками. Напуганный величиной суммы и тем, что деньги парень принес наличными, батюшка отказывался, но парень сказал, что деньги эти обязательно должны пойти на благое дело, а то ему покоя не будет, и вскоре ушел.

— С полицейскими связаться не попробовали? Они тогда обещали Стиву, что помогут, если что...

Виктор покосился на Риту.

— Попробовали. Да только там городишко весь, как по тревоге, на уши поднятый. Ночью застрелили местного, говоря по-нашему, руководителя ОПГ, промышлявшей наркотиками, и двух его ближайших помощников. Так что полиции не до нас. Они теперь отслеживают, как идет передел сфер влияния, и потирают руки. Морги переполнены, и лежат там такие люди, достать которых они много лет не могли.

Леонид усмехнулся:

— Надо же, прямо, как у нас в России! — Он поднялся. — Эх, Рита, раньше на день тебе бы намекнуть на сороковины, может, и не болела бы так голова у Абердинской полиции. Впрочем, может быть, все и к лучшему.

— Ты думаешь... — нерешительно сказала Рита.

— Я думаю, что засиделись мы тут у вас, в Америке. Пора и честь знать. Дома дел полно, а мы тут отдыхаем.

Виктор поднял брови, но ничего не сказал.

— Ты считаешь, что я могу жить дальше спокойно? — посмотрев пытливо в глаза Леониду, спросила Рита.

Он кивнул.

— Ты же знаешь, без этого я ни за что не уехал бы.

Она шагнула вперед, прижалась лицом к его рубашке, глухо сказала:

— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал.

Он погладил ее спину и осторожно отстранил:

— Считай, что я отдал долг.

Рита спросила дрогнувшим голосом:

— Ты будешь мне звонить?

— Зачем? — пожал он плечами. — Ты сама потом поймешь, что от этих разговоров по телефону одна неловкость, и еще будешь благодарна за то, что не напоминаю тебе о некоторых, не слишком приятных событиях.

— Не можешь же ты вот так собраться и исчезнуть навсегда из моей жизни?!

Он засмеялся и подтолкнул Риту ко мне.

— Очень даже могу. Надеюсь, что теперь в вашей жизни все будет хорошо. Ты, Марк, не расслабляйся: ничего отеческого в моих чувствах к Рите нет, но мешать тебе не буду. — Уже поднимаясь по лестнице, обернулся и сказал: — Если уж очень заскучаешь, можешь написать мне большое письмо. Только не часто, вполне достаточно, если раз в полгода.

Рита заплакала, и я прижал к себе ее голову, поцеловал в висок.

Она с отчаянием спросила:

— Ты точно не жалеешь, что связался со мной?

Мы с Виктором засмеялись, и он сказал:

— Пожалуй, я тоже пойду. — Он пожал мне свободную руку и сказал: — Павел прав, ты, конечно, бойскаут, но ничего парень!

Крестить Машу-младшую было решено на исторической родине, в небольшой православной церквушке деревни Рождествено.

Батюшка, совсем еще молодой парень с вьющейся, чуть рыжеватой порослью на щеках, вышел к нам, весело распорядился:

— Памперсы убрать, чад раздеть.

В этот день крестили шестерых малышей, поэтому церковь была заполнена родителями, их родственниками и друзьями.

Леонид взял Машу-младшую на руки, Алла, непривычно строгая в туго повязанном платочке, пристроилась с ним рядом. Батюшка начал читать. Впрочем, первую часть службы нам послушать не удалось — дети отчаянно вопили... Я с тревогой присматривалась к Машиной мордахе, но она только вертела головой по сторонам и доброжелательно улыбалась.

Зато после купели разомлевшие дети уснули, установилась полная тишина, и батюшка уже в полном благолепии довел службу до конца.

Племянникам предстоял отъезд в частную школу, и Маша-старшая не смогла поехать с нами на крестины, но взяла с нас клятву, что мы все снимем на видео и передала фамильную крестильную рубашечку: белый батист, украшенный чудной красоты игольчатыми кружевами. Местами кружева от старости начали расползаться, и я накануне вечером аккуратно починила их. Маше я дала слово, что обязательно надену рубашку, она уверяла, что это хорошая примета.