Нэнси Бартоломью - Стриптиз в кино

— Это уж точно, — подтвердила одна из девушек, и остальные бурно согласились с ней.

Кенди распрямилась, вздернула подбородок.

— Когда мне начинать? — спросила она.

Я взглянула на стоявшего у дверей Винсента и сказала:

— Чем скорее, тем лучше. Народу сейчас полно, нас только что едва не взорвали, и всем хочется развеяться. Твое выступление будет в жилу.

Босс кивнул, приветствуя, как я поняла, мою систему общения и воспитания.

— Хорошо, — сказала Кенди, — буду готова через десять минут.

— Девчонки! — обратилась я к остальным танцовщицам. — Давайте сделаем все в лучшем виде! Чтобы девушки из других клубов узнали, как мы смело и мужественно переносим все напасти и не сдаемся ни перед какими бедами! И что нас никому не запугать!..

Моя почти предвыборная речь была выслушана с вниманием и заслужила полное одобрение. Хотя всем было бы куда проще и понятнее, если бы я сказала коротко и веско: “Сестренки, давайте вместе выбираться из дерьма, в которое угодили!.. ”

В общем, девушки бросились к своим шкафчикам, чтобы найти подходящие наряды, и я им посоветовала, чтобы в них, в нарядах то есть, преобладали два цвета — черный и красный. Траурные.

Для Кенди у нас, конечно, не было ничего подходящего по размеру, даже если ей было бы нужно, но она принялась рыться в своем чемоданище и вытащила оттуда шмат красной материи и черную головную повязку.

Однако, несмотря ни на что, слезы не просыхали в ее глазах.

Совместными усилиями — помогали нам и режиссер, и наша диджейка, и даже Винсент, опустошивший какие-то свои костюмные загашники, — мы сумели создать шикарную красно-черную команду. Даже все чулки и все каблуки туфель были черными, а все подвязки и все головные уборы красными. В центре этой команды возвышалась — и еще как! — заплаканная Кенди в крошечном красном платье, которое выглядело на ней как купальный костюм.

— Готовы? — спросила я. Все выдохнули: да!

— Помни мой совет, Кенди, — напутствовала я ее, — и закрой, пожалуйста, свой водопроводный кран.

Она кивнула, и я видела: малышка честно борется с новым приступом слез.

Взяв микрофон из рук режиссера, я вышла на сцену под приглушенную печальную мелодию.

— Джентльмены! — произнесла я и дождалась, пока шум окончательно затих. — В нашем клубе существует незыблемое правило отдавать дань памяти тем, кто раньше нас ушел из этой юдоли скорби в мир иной, в мир, где всегда светло и спокойно…

Мужчины ерзали на своих местах, поскольку немного необычным казалось им сочетание благочестивых слов и нарядов, в которых мы приготовились исполнять экзотические (назовем их так) танцы. Да, это было нашим зрителям в новинку, но кто сказал, что нужно вечно придерживаться рутины? Как же тогда развиваться искусству? И науке тоже…

Нет, последних слов я не говорила, не думайте, а, сделав паузу, добавила:

— На этой неделе мы потеряли двух танцовщиц. Убийца до сих пор не пойман. Иные женщины давно бы разбежались в страхе, но только не мы. В нашем клубе ведут себя по-другому. И вот мы Здесь, перед вами…

Возгласы одобрения последовали с двух сторон — со сцены и из зала. Я наклонилась и взяла с подноса у проходившей возле эстрады официантки бокал с коктейлем “Дикая индейка”.

— Не думайте, — продолжала я, — будто мы хоть на минуту сомневаемся в том, что наша подруга Марла не имеет к этим ужасным событиям никакого отношения. Мы уверены, она ни в чем не виновна. И знаем, что это сделал другой человек…

Произнося последние слова, я с бокалом в руке наклонилась в сторону зала, как бы выискивая преступника в толпе зрителей; мне даже показалось, что некоторые отшатнулись в испуге.

Подняв повыше бокал, я провозгласила:

— Итак, за смелых девушек, артисток нашего клуба! — И под раздавшиеся приветственные крики повторила: — За бесстрашных, хотя и не вполне одетых девушек!

Приветствия и пожелания перемешались со смехом, присутствующие осушили свои бокалы.

Заиграла музыка, танцовщицы пришли в движение. Все, кроме Кенди Барр. Она стояла, как тот самый шест для стриптиза, с замороженным лицом и выражением ужаса в глазах. Рыжик не выдержал и, высунувшись из-за кулис, подтолкнул ее.

— Давай же! — умоляюще прошептал он. — Все ждут тебя!

Остальные действительно ждали ее выхода.

— Я… я не могу, — простонала она. — Страшно. Время для утешений прошло, я уже мало чем могла помочь. Музыка продолжала греметь, зрители ждали, танцовщицы находились в позиции готовности. Что оставалось делать? Рыжик, в свою очередь, толкнул дылду в зад, я ухватила за руку — пускай публика думает, это такой шутливый танец. Однако публика так не думала и начала выражать недоумение, а вскоре и недовольство. Хорошо хоть, эти чувства перемешивались с естественным удивлением по поводу ее роста.