Нэнси Бартоломью - Стриптиз в кино

Отхлебнув, Паки заговорил снова, так как мы молчали.

— Итак, чтобы закончить наш приятный базар… Как я понимаю, Лаватини решили расширить свою сферу. Что ж, какие могут быть возражения? Только зачем наступать нам на лапы? Ведь Панама-Сити уже два года как наша территория, не правда ли? Так же, как Пенсакола и Таллахасси. Какие тут споры? Но зачем же вы решили нарушить наше гребаное соглашение?

Фрэнсис молча откинулся на спинку стула. Я начинала беспокоиться: может, он не в состоянии сообразить, что нужно сказать. Он был похож сейчас на артиста, забывшего свою роль, а суфлер не то заснул, не то куда-то смотался из своей будки. Я бы, может, могла чего-то подсказать, но это было абсолютно не в традициях того семейства Лаватини и вызвало бы только подозрение.

Молчание становилось нестерпимым, я от отчаяния допила свое пойло и мечтала о фруктовом соке, но официантки не было видно.

Паки посмотрел в сторону черного седана с затененными стеклами, который по-прежнему торчал возле ресторана. Глаза его сощурились. Видимо, размышлял. Быть может, о том, когда и как лучше пришить нас обоих. Я постаралась из-под полей шляпы взглянуть в глаза Фрэнсису. То есть в его темные очки. Но как сообщить ему мою мысль: что если он поскорее не ответит, не провякает чего-нибудь вразумительное, то не те, а эти, филадельфийские, Лаватини могут недосчитаться парочки не самых худших членов своего семейства?

Наконец Фрэнсис раскрыл рот.

— Откровенно говоря, — сказал он, — такие мелочи, как “крышевание”, нас не слишком колышут. Мы никогда с них особо не имели. Они больше для неудачников… Не сочтите за обиду.

Черт! Уж лучше бы он ударил Паки, чем такие слова.

— Что же касается вашего представителя, которому сделали солнечное затмение, — продолжал Фрэнсис, — мы не имеем к этому отношения ни с какого бока. Это не значит, конечно, что он этого не заслужил за какие-то свои фокусы, но у нас пока еще есть купол на плечах, и мы не станем такое делать при всем честном народе.

Паки слушал всю эту полуиздевательскую чушь и, как я догадывалась, кипел от ярости. А Фрэнсис уже завелся. Теперь он был похож не на забывшего свою роль актера, а на такого, кто плюнул на текст пьесы и принялся выдумывать свое.

— … Барбони, — говорил он, — начал чего-то выкаблучивать в клубе у моей сестры… то есть кузины. И делал это крайне непрофессионально: пытался запугивать людей. Но если ты их прилюдно запугиваешь, а потом девчонки умирают от пули, что можно подумать? Такой стиль никуда не годится. Так вы растеряете всех своих подопечных. А не будет их, не будет и бизнеса, верно?

Цвет лица у Паки менялся быстрее, чем на световой рекламе над магазинами или барами. Я пыталась поймать взгляд Фрэнсиса и дать ему понять, что он зарвался, но не тут-то было. Он закусил удила.

— Вы, конечно, скажете, — бросил он прямо в лицо Паки, — что ваши люди могут попортить физиономию или какую-то часть тела, о чем только что упоминали, но не убить девушку. Не говоря уже о двух девушках. Так?

Паки больше не мог сдерживаться, и этого, по всей видимости, добивался Фрэнсис. Зачем? Возможно, считал, что в таком состоянии тот больше раскроется.

— Алонцо Барбони, — с нажимом сказал Паки, — не убивал этих двух потаскушек. Синдикат Коццоне, может, и не такой важный, как ваш, но в профессионализме нам не откажешь. Мы поставляем девушек кинопродюсерам и в танцклубы и следим, чтобы это были качественные кадры, заботимся об их безопасности. Барбони должен был выяснить, кто вмешивается здесь в наши дела. Мы, конечно, ожидали отпора, но то, что произошло… Такого мы не предполагали. — Он замолчал и уперся в меня взглядом. — А вы, мисс, предполагали, что его убьют? Или это вас совсем не удивило? Что скажете?

Фрэнсис воспринял его слова как прямое оскорбление в мой адрес, как намек на мою причастность к убийству. Этого мой брат выдержать не мог. Он вскочил и навис над Паки всей своей могучей фигурой в костюме военно-морского покроя, с модным галстуком.

Что, в свою очередь, вызвало ответную реакцию со стороны обитателей черного седана. В нем сразу отворились две дверцы, и пара горилл в облике людей (или наоборот) показались оттуда и уставились на Паки в ожидании распоряжений. Тот взглянул на них, как бы собираясь просить помощи, но потом вроде бы раздумал и прокашлялся, чтобы снять напряжение.

— Не задавайте мисс Лаватини подобных вопросов, — тихо, но угрожающе произнес Фрэнсис. — У вас не должно быть никаких подозрений, никаких сомнений. Если я говорю вам, что мы не причастны к вашим здешним делам и к смерти этого субчика, значит, это чистая правда. Если бы мы имели тут свои интересы, нам бы никто не помешал, и тогда не состоялся бы наш теперешний разговор. — Фрэнсис дал Коццоне обдумать свои слова и закончил так: — Полагаю, вам следует извиниться перед моей кузиной.