Патриция Гэфни: Лили

Преподобный Соме оторвал взгляд от газеты.

– Ах это ты. Лили. Обед готов?

– Кузен, – заикаясь, проговорила Лили, не в силах назвать его Роджером, хотя он не раз призывал ее к этому, – мне ужасно жаль, но в кухне… кое-что случилось. Несчастье, понимаете? Обед испорчен, – призналась она, разводя руками.

Искра раздражения промелькнула в его холодных серых глазах, но он искусно скрыл ее за полной понимания улыбкой.

– Это не важно, дитя мое. Войди, прошу тебя, нам надо поговорить.

"Как это возможно?” – в отчаянии спросила себя Лили. Двое суток они только то и делали, что разговаривали! Еще два дня назад она и не предполагала, что у нее есть два кузена в Эксетере, причем один из них по закону является ее опекуном. И вот теперь ее с бесцеремонным упорством принуждали к браку с человеком, которого она не только не любила, но которого даже и не знала. Может, она слишком вежлива с ними? Как вдолбить им, что “нет” означает “нет”?

Лили с неохотой вошла в комнату, держа руки в карманах поношенного утреннего платьица.

– Если это по поводу Льюиса и меня… Соме, крупный коренастый мужчина, весь какой-то квадратный, с крупными костистыми руками, поднялся с кресла. Тело у него было массивное, грубое, словно вырезанное из куска древесины. Нет, не вырезанное, а скорее вырубленное топором. Однако одежда на нем была дорогая и прекрасно сшитая; по мнению Лили, это невольное франтовство больше, чем что-либо другое, свидетельствовало о его искренней преданности служению униженным и обездоленным. Его седые волосы, разделенные посредине пробором, завитые и уложенные аккуратными небольшими колбасками, спускавшимися на уши, были сзади заплетены в косичку. Короткая толстая шея и тяжелый, с проступающей синеватой щетиной подбородок делали его похожим на быка. Даже зубы у него были квадратными.

– Девичья скромность – свойство весьма похвальное, – объявил он, прерывая ее в своей громогласной, но в то же время тягучей и плавной манере проповедника (грешники, наверное, так и падают на колени при звуках этого голоса, подумала Лили, или живенько лезут в карман за пожертвованиями). – Природная сдержанность весьма к лицу юной христианке, ее следует всячески поощрять. Поверь, я очень ценю в тебе эти качества, однако мудрость и смирение являются еще более высокими добродетелями, и юная душа должна стремиться обрести их прежде, чем перед нею распахнутся врата рая. Идем, дорогая моя, настал час молитвы.

Он протянул к ней крупные, покрытые волосами руки и наклонил голову.

"Чтоб тебе сгореть!” – в сердцах подумала Лили.

Она бросила взгляд на Льюиса, который в эту минуту как раз поднимался из-за стола, явно намереваясь присоединиться к ним в общей молитве. В груди у девушки медленно, точно солдат, неохотно подымающийся в атаку, заранее обреченную захлебнуться, закипало возмущение.

– Кузен Роджер, боюсь, я невольно ввела вас в заблуждение. Клянусь, это вышло непреднамеренно, безо всякого злого умысла. Вы оказали мне большую честь, предложив вступить в брак с Льюисом, – тут она со смиренной (как ей хотелось надеяться) и умоляющей улыбкой повернулась к младшему из своих кузенов, – но этой свадьбе не бывать.

– Почему?

Соме буквально выпалил это слово. Может, он наконец-то потерял свое треклятое самообладание, выводившее ее из себя? Может, теперь им обоим удастся отбросить условности и поговорить начистоту?

– Потому что мы друг другу не пара.

– Почему?

Вот это другой разговор! И все же вежливость стала для нее укоренившейся привычкой, от которой не так-то просто было отказаться.

– Потому что я этого не стою. Льюис выше меня во всех отношениях и особенно в том, что касается духовности. Он заслуживает такой жены, которая дополняла бы его духовную сущность и поощряла к достижению новых высот. Ему нужна женщина, равная ему по положению, которая могла бы…

– Лили, Лили, – перебил ее Соме, укоризненно покачивая своей крупной головой. – Ты рассуждаешь о том, что нужно Льюису, так, будто ответ на этот вопрос известен тебе лучше, чем Господу нашему. Но вопрос в том, что нужно тебе?

"Деньги”, – подумала она. Ровно столько, чтобы протянуть, пока ей не исполнится двадцать один год. Тогда она вступит в права владения своим крошечным “состоянием” и сможет до конца дней жить пусть бедно, но зато своим умом, по своей воле, ни за кого не выходя замуж!

– Вот видишь, у тебя нет ответа. Зато я знаю, что именно тебе нужно.

– Неужели?