Нина Стожкова - Кража по высшему разряду

Инна завертела головой и, близоруко сощурившись, попыталась увидеть знакомую картину.

— Нет-нет, не ищите его в этих залах. Разумеется, портрет графини Шаховской хранится не в постоянной экспозиции, а в запасниках. Все же неизвестному автору восемнадцатого века далеко до уровня тех же Боровиковского или Левицкого… Вы, наверное, хотите узнать, как портрет попал в музей? Вскоре после войны НКВД задержал нескольких спекулянтов, наживавшихся в блокаду на человеческом горе. Среди них оказался и антиквар с темным прошлым. Его опознали многие из тех, кто менял в блокаду картины на хлеб. Конфискованные ценности поступили в фонды питерских музеев. «Портрет графини» был передан Русскому музею. Одним словом, эта картина нашла здесь свое постоянное пристанище. А несколько лет назад один сильно пьющий, но весьма одаренный художник сделал ее копию…

Инна глубоко вдохнула, чтобы переварить сенсационное известие, а потом с нетерпением спросила:

— А почему в таком случае вор польстился на подделку?

— Ну, как вы догадываетесь, отнюдь не все уголовники получили искусствоведческое образование. Никита Покровский был в этом смысле скорее исключением из правил.

— А зачем в таком богатом доме понадобилась фальшивка? Там ведь были и великолепные подлинники?

— Наверное, однажды Никита как хороший сын захотел сделать матушке приятное. Вот и подарил старушке на день рождения «фамильный» портрет. В тот период, похоже, у него были серьезные проблемы с деньгами, и Никита решил ограничиться хорошей копией. А Полине Андреевне наплел про «неизвестного автора восемнадцатого века» и про сходство графини Шаховской с его маменькой.

— Кто же в таком случае украл из дома Покровской поддельную «Графиню»?! — воскликнула Инна с нетерпением.

— Вот это я как раз и хочу выяснить в ближайшее время. А теперь, Инна Павловна, извините, мне пора, — сказал Владимир Ильич и церемонно раскланялся. А потом нежно пожал, так и не решившись поцеловать, ее руку, которую все еще держал в своей. Резко повернувшись, он решительно направился к выходу.

— Вы не представляете, что я сегодня узнала! — закричала Инна, едва увидев Изольду. Она просто сгорала от нетерпения тут же рассказать тетушке все-все.

— И что же ты такое особенное узнала? — спросила Изольда, рассеянно наливая себе чаю. Она сегодня явно витала в облаках. — Да, будь любезна, объясни, пожалуйста, ради чего ты заставила меня все бросить и примчаться в такую даль.

— Ваша картина…

— Ладно, расскажешь позже. У меня более важные новости. Представляешь, Васенька пригласил приехать к нему с младшей внучкой на все лето! Я так рада! Анечка тоже будет в восторге. Там, в их холодной и прагматичной Европе, девочка большую часть времени предоставлена самой себе. На Западе вообще все сами по себе. Вас здесь тоже, я заметила, пытаются загнать в индивидуализм. Не выйдет. Вы, то есть мы, от исконной нашей общинности, от врожденной готовности помогать людям все равно никуда не денемся. Вот мой Васенька, он никогда не пройдет равнодушно мимо плачущей женщины, ребенка или старика с грустными глазами. Обязательно спросит, не может ли он чем-нибудь помочь. Да что там — люди! Однажды видела, как он бездомному псу скормил всю колбасу, купленную на пенсию. Вот почему мне так плохо без него там, в Германии.

— Да забудьте вы хоть на пять минут про вашего областного принца! — с раздражением потребовала Инна. — Вернитесь с небес на землю. Я тут пускаюсь в рискованные авантюры, занимаюсь вашим замшелым наследством, а вы крутите любовь с провинциальным обожателем. Так вот, если вам, конечно, интересно знать, тетушка… «Портрет старой графини»…

— Что с картиной, говори скорее! — Изольда усилием воли вернулась от «Васеньки» к действительности и от нетерпения схватила Инну за руку.

— С ней все в порядке. Только ваша картина находится не в квартире у Полины Андреевны Покровской, а неподалеку от нее — в Русском музее. Все сроки давности прошли. Так что заполучить портрет нам вряд ли удастся.

— Что ж, возможно, это наилучший финал всей истории, — грустно улыбнулась Изольда. — Круг замкнулся. Когда-то Артемий Саввич поставил печать Русского музея под своим заключением о подлинности картины. А теперь холст оказался там, где ему и положено быть, — в Михайловском дворце. Хорошо, хоть ты послушала нас с Василием Петровичем и Ксеничку и оставила свою дурацкую затею с похищением. Вот был бы номер, если бы ты рисковала головой из-за подделки!