Нина Стожкова - Зло вчерашнего дня

День прошел в необременительных дачных хлопотах. Серафима стремительно становилась в доме своей, к вечеру все дачники обращались к ней дружелюбно-насмешливо, словно она жила здесь всегда. Даже Викентий Модестович неожиданно для всех сократил по отношению к Серафиме дистанцию, которую обычно держал с малознакомыми людьми. И внезапно попросил толковую девушку помочь привести в порядок мемуары, которые писались патриархом уже не первый год. Вскоре Викентий и Серафима устроились в беседке работать над рукописью.

Ночь опускалась на землю по-летнему неторопливо, роскошно, словно в большом концертном зале медленно гасили свет. Солнце степенно, как Викентий Модестович в кресло, садилось за лес, над которым самолеты разрезали багровые облака. Люся и Лина оторвались от домашних дел, чтобы полюбоваться сельским пейзажем в багровых тонах.

— Если бы не аэропорт, мы бы здесь оглохли от тишины, — виновато улыбнулась Люся, словно лично разрешала взлет воздушным лайнерам в Домодедове. — Представляешь, по нашей улице вообще никто ночью не ездит и не ходит. Разве что бродячая собака залает за забором. А наши собственные мохнатые сторожа в ответ даже ухом не поведут. Более спокойную жизнь трудно себе представить. Особенно в наше время. Иногда я даже скучаю без городской суеты и прошу Дениса свозить меня в круглосуточный магазин. Или на концерт в Москву. Из-за его сумасшедшей работы успеваем лишь на концерты для полуночников. К счастью, у нас теперь есть и такие, в десять вечера начинаются. В общем, стараюсь окончательно не одичать здесь «на хуторе» и не отвыкнуть от людей.

— Ну, скучать в такой большой семье — все равно что плакать в цирке, — заявила Ангелина. — Тут у тебя круглые сутки драмтеатр. — Она скосила глаза на Викентия Модестовича и Серафиму. — И балет. — Ангелина подняла голову.

На балконе второго этажа Катерина, упакованная в ярко-красные лосины и короткую майку, открывавшую плоский живот с колечком в пупке, делала серьезную гимнастическую разминку.

— И опера, — продолжала она. Из дома послышалось не очень трезвое, слегка фальшивое пение Гарика, Люсиного брата.

— Да, ты права. В этом доме сошлись все жанры. И я счастлива. Никогда не смогла бы жить, как ты, одна в городской квартире, — вздохнула Люся со счастливой улыбкой женщины, которая достигла всего, о чем мечтала. И Лина тоже вздохнула — о своей нескладной, но такой привычной, теплой и уютной, как любимая, хоть и поношенная, кофта, жизни, которую она ни за что не променяет на чужую, пусть даже самую красивую и комфортную.

«Никогда не пытайся прожить чужую жизнь — все равно не получится», — вспомнила она совет давнего приятеля, нынче проживающего свою на другом континенте, и невольная зависть к подруге исчезла, растаяла, как вечерняя дымка над рекой.

— Ладно, пошли пить чай, — потянула ее за руку Люся. — Там, на веранде, наверное, уже скучают отцовские «придворные дамы». Бедные Валерия и Марианна! История стара, как мир. Наш дачный донжуан бросил верных боевых подруг ради юной прелестницы. Живая иллюстрация к тому, что «все мужики сво…».

Подружки захихикали, поежились от вечерней прохлады и поспешили в дом — греться.

На веранде, выходящей огромными окнами в сад, расположились обе «фрейлины» Викентия Модестовича: Валерия и Марианна. Они пили чай, неодобрительно поглядывая в окно на своего ветреного приятеля. А тот, забыв о верных подружках, соловьем разливался перед юной красавицей. «Вакх и нимфа» уютно устроились в дачных креслах в беседке, не обращая внимания на саркастические взгляды. Безжалостное время, посеребрив патриарху усы и бороду, теперь, похоже, толкалось настойчивым бесом в ребро…

Люся и Лина присоединились к брошенным подружкам патриарха.

Валерия была энергичной дамой неопределенного возраста со стильной стрижкой а-ля «конкретный пацан». Сердечная подруга Викентия Модестовича кропотливо поддерживала культ патриарха в доме. В благородном деле восхищения Викентием Модестовичем с Валерией могла соперничать только подруга детства патриарха — Марианна Лаврентьевна. Дамы отлично дополняли друг друга. Валерия — кокетливая и подтянутая, фанатка диет, фитнеса и модных курортов, лет на десять моложе друга. Элегантная, хотя и слегка старомодно одетая Марианна Лаврентьевна была почти ровесницей «Викеши», которому, если смотреть правде в глаза, уже перевалило за семьдесят. Марианна не позволяла другу детства забыть о быстротекущем времени, они частенько предавались общим воспоминаниям и обсуждали запретные для Валерии темы — возраст, болезни и лекарства, вспоминали ушедших в мир иной друзей и родственников. Для душевного спокойствия и гармонии патриарх нуждался в обеих подругах и хандрил, когда какой-нибудь из них слишком долго не оказывалось рядом.