Энн Стюарт - Холодный как лед

– Ее стоит утопить, – проворчал Рено.

– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, и ничего больше.

Голос холодный, холодный, как лед, и Женевьева ощутила, что руки покрылись гусиной кожей. Не хотелось бы ей встретиться с обладателем этого бесстрастного голоса – промозглые воды океана теплее, чем этот человек, опасно близко стоявший к месту, где она пряталась.

– Как скажешь, босс, – пробормотал Рено отнюдь не счастливым голосом.

– После того как почистишься, почему бы тебе не пойти в ее комнату и не избавиться от ее имущества? Мы же ведь не хотим оставить никаких мелких улик?

– Что будет с ней?

– Это корабль, Рено. Не так уж много мест, где можно спрятаться посреди океана. Я позабочусь о ней, когда наступит подходящий момент.

Женевьева затаила дыхание, приготовившись услышать возражения, но Рено основательно спасовал.

– Просто обещай, что обеспечишь этой суке пытку побольней, – сказал он.

– Я сделаю то, что мне требуется, чтобы выполнить задание, Рено. Ни больше ни меньше.

Она слушала, как шаги Рено удаляются по деревянной палубе, потом запоздалый грохот по металлической лестнице. Больше никаких звуков, но, с другой стороны, и приближение таинственного босса Женевьева прежде не расслышала. Само собой разумеется, если он удалится, то она тоже его не услышит.

Других шансов ей не предвидится. Не может же он стоять здесь вечно: если она сосчитает до пятисот на французском, то наверно рискнет открыть дверь и попытается бежать.

Вот только пока вопрос куда? Самое безопасное, видимо, за борт яхты, если беглянке удастся найти спасательный жилет и сигнальный пистолет. Еще лучше самонакачивающийся плотик – она могла бы подождать, пока корабль скроется из виду, а потом надуть его. Но если дело сложится хуже некуда, то она просто прыгнет за борт как есть и отдастся на волю холодных волн, которые куда предпочтительнее, чем леденящий голос этого невидимого мужчины. Она понятия не имела, водятся ли там акулы. Ей было известно лишь об акулах в человеческом облике на борту.

Женевьева сосчитала до пятисот дважды. Ее уже покрывшийся ржавчиной за давностью употребления французский мало–помалу успокоил ее. Она было подумывала посчитать на латинском, но прошло слишком много времени со школьных занятий в классе миссис Визен, ну и кроме того, шансы, что кто–то стоит снаружи бытовой кладовки, почти нулевые. Если бы подозревали, что она здесь, то просто открыли бы дверь.

Женевьева вслепую стала ощупывать выход, ища внутреннюю задвижку. Глазам следовало уже привыкнуть к темноте, но дверь была плотно задраена. Если продолжить торчать в этой душной дыре в кромешной тьме, то наверно потеряешь сознание, надышавшись химикатов.

Она старалась не шуметь, водя руками по внутренней стороне двери. Пальцы, наконец, наткнулись на защелку. Женевьева слегка вздохнула от облегчения: на мгновение она испытала панику, что внутри убежища защелки может и не быть. В конце концов, много ли людей могут испытать потребность открыть крошечную кладовку изнутри?

Дверь отворилась с почти неслышным щелчком. Женевьева толкнула ее, закрыв глаза от мгновенно ослепившего блеска полуденного солнца, отражавшегося от поверхности воды. Сощурилась, потом полностью открыла глаза. Чтобы уткнуться взглядом прямо в бесстрастные глаза мужчины, которого никогда прежде не встречала.

Пока Женевьева всматривалась в этого человека, прислонившегося к перилам и смотревшего на нее, ее охватил попеременно миллион эмоций – мгновенная паника, потом надежда. Он был высокого роста, с длинными темными волосами и ярко синими глазами, одет в свободную белую одежду. На лице его читалось лишь вежливое любопытство, ничего более. Женевьева никогда в жизни его не видела.

– Мне стало любопытно, сколько же времени вы там проведете, мисс Спенсер, – произнес он голосом Питера Йенсена и в то же время какого–то незнакомца. – Как вы слышали, я тут говорил нашему кровожадному другу Рено, на корабле не так уж много мест, где можно спрятаться.

Она не колебалась. Ее единственный шанс – застать его врасплох, и она кинулась к борту судна. Она была уже на полпути к перилам, когда он схватил ее, совершив лишь одно оскорбительно минимальное усилие, вернув ее на палубу и прижав спиной к себе. Женевьева спиной ощущала, каким теплым было его тело и жестким. Как несправедливо, пронеслась в голове мысль. Он должен быть на ощупь глыбой льда, а не живым дышащим человеком.