– Может, он думает, что вы просто дадите ему уйти целым и невредимым.
– В прошлом так и случалось. В этом деле нам придется принять некоторые не очень приятные моральные решения, Женевьева. Иногда злу удается уйти от ответа. Но он не уйдет с вами или детьми, обещаю.
– Вы уже нашли Такаши?
Снова еле заметная тень.
– Нет, – ответила мадам. – Но это человек, которого трудно убить. Если уж кто может выжить, так это О'Брайен. Я не теряю надежду.
– Он спас мне жизнь.
– Так же, как Питер, – заметила мадам. – Несколько раз, вообще–то.
– А еще он собирался меня убить. По вашему приказу?
Эта женщина даже не сделала милость, чтобы выглядеть смущенной.
– Да. Поверьте, приказ дался мне с трудом, и я рада, что Питер решил его проигнорировать.
– А сейчас мне предоставлен еще один шанс умереть.
Мадам Ламберт встала, затушила в пепельнице недокуренную сигарету и повторила:
– Вы не умрете. Я приму все меры. Мы припасли вам бронежилет, на случай крайней предосторожности, повсюду будут снайперы, и как только представится подходящий момент, кто–нибудь сделает точный выстрел. Вам только не нужно болтаться рядом с Ван Дорном.
– Как насчет бригады скорой помощи поблизости? Просто на всякий случай.
– Это у нас есть всегда, – холодно посмотрела мадам Ламберт.
– Он передал вам мои условия?
– Под «ним» вы имеете в виду Питера? Он сказал, что вы не хотите, чтобы он находился поблизости. Не стоит вмешивать подростковые эмоции, когда речь идет о жизни и смерти. Питер – меткий стрелок, никто лучше него не присмотрит за вами.
– Спасибо, но я пас, – сказала Женевьева. – И нет у меня подростковых эмоций. Просто я не люблю, когда меня используют.
– А кто говорил, что речь о ваших подростковых эмоциях? – с еле заметной улыбкой заметила мадам. – Обмен назначен на три часа дня. В горах ожидается небольшой туман, который может подвести. А пока вы, должно быть, умираете от голода. Почему бы вам не освежиться, и я свожу вас на завтрак?
– Я не особо голодна, – солгала Женевьева, разумно воздержавшись от комментариев по поводу этого «освежиться». Она выглядела помятой, особенно в сравнении с идеальной мадам Изобел Ламберт, но ведь несколько недель назад это совершенство было присуще и Женевьеве. Одежда и туфли от известных дизайнеров, идеальная прическа и макияж – просто квинтэссенция корпоративной богини.
Теперь же она растрепана, боса и не накрашена. Никакой защиты.
– Ладно, поесть – звучит отлично, – устало сдалась она, когда шеф Комитета никак не отреагировала. – До тех пор, пока мне не придется наткнуться на кого–нибудь, кто испортит мне аппетит.
– Питер уже на пути в Англию, – сообщила мадам Ламберт. – Увы, записки он не оставил.
Женевьева знала, что выражение ее лица не изменилось. Она уже приготовилась к чему–то такому. Чего еще ожидать, если не дезертирства? И неважно, что она сама прогнала его: он все еще бросал ее на съедение волкам, при этом бросив и ее, так что ему не придется самому наблюдать. Ублюдок.
Женевьева встала.
– Дайте мне полчаса, и я буду готова, – сказала она ровным голосом.
– Отлично. Нам некуда особо спешить.
Мадам Ламберт не сделала ни малейшей попытки сдвинуться с места.
– Вы меня не оставите одну?
– Не будьте глупенькой, деточка. Какие же вы стыдливые, американцы. Обещаю не смотреть. Но следующие несколько часов мы не можем вас выпускать из виду.
– На случай, если я передумаю?
– Вы всегда вправе передумать. Ван Дорн только что пережил серию разочарований, и в этом случае он не упустит ни одного шанса и разработает несколько способов захватить вас. Он гораздо охотнее предпочел бы не совершать бартер – мы уже пустили псу под хвост его грандиозную схему, и Ван Дорн жаждет отмщения. Убить Такаши и Питера ему недостаточно.
– Что?
Панику, охватившую ее, Женевьева даже не пыталась скрыть.
Мадам Ламберт изящно и обнадеживающе улыбнулась.
– Он думает, что Питер погиб на острове. Если бы Ван Дорн знал, что Питер жив, то, скорее, затребовал бы его, а не вас.
– Тогда почему бы просто не заменить им меня?
Она вовсе этого не хотела, но наверняка у Питера больше шансов справиться с Гарри, чем у нее.
– Потому что он более полезен, когда Ван Дорн считает его мертвым.
– А я, выходит, ничего не значу.
– Я этого не говорила. Вы можете передумать.
– Прекратите это повторять! Вы же знаете, что я не передумаю. Вы бы, может, и смогли продолжать жить, когда на вашей совести смерть шестерых ребятишек, а я вот нет.
Читать дальше