Тереза Вейр - Игрушка богатого человека

— Спасибо, — сказал он, убедившись, что может дышать без мешка. — Где ты разучил этот трюк?

— Мне иногда приходится делать такие упражнения. Насыщать легкие кислородом. Нэш кивнул. Ну конечно.

— Тут нечего стыдиться.

— Верно.

— Не принимай ты так близко к сердцу эту историю с Айви, — сказал Харли. — Это же не твоя вина.

— Ты не понимаешь, — возразил Нэш. — Я был с ней прошлой ночью.

Несколько секунд прошли в напряженном молчании.

— Не смотри на меня так, — нахмурился Нэш. — Ты что, с ума сошел? Я ее пальцем не тронул!

— Знаю, знаю. Но никому не говори об этом, а то Айви всю вину свалит на тебя.

Неожиданно для себя Нэш начал говорить и рассказал Харли обо всем, что случилось этой ночью. Когда он закончил, Харли сказал:

— Ты ни в чем не виноват. При сложившихся обстоятельствах вряд ли она позволила бы тебе проводить себя до дому, так что перестань себя корить.

Но Нэш не мог не думать о Саре. Весь день он не отходил от телевизора в ожидании последних новостей.

В тот вечер он сидел на своей разбитой кушетке, держа в руках две фотографии Сары Айви. Он переводил взгляд с одной на другую и обратно, словно следил за теннисным матчем.

На первом фото она была изображена в тот момент, когда думала, что осталась совершенно одна. Она стояла у стены в дамской туалетной комнате, закрыв глаза, запрокинув голову… Беззащитная жертва, подставившая горло под нож.

И вот снимок, сделанный на берегу…

Сияющая. Незабываемая. Сексуальная.

Он обвинил ее в том, что она живет в башне из слоновой кости, а она попыталась сбежать из этой башни.

И что в результате? Поймана. Избита. Возможно, изнасилована.

Руки у него задрожали, и он уронил фотографии. Жалость к хрупкой женщине с огромными серыми глазами болезненно царапнула по сердцу.

“Господи. О господи…”

На следующее утро Нэш ел пирог с цыпленком, запивая его тепловатым чаем из пакетика, и одновременно смотрел по телевизору новостную программу с последними известиями о Саре Айви.

— Хотя лабораторные анализы показали, что сперма, обнаруженная при обследовании Сары Айви, принадлежит ее мужу, версия с попыткой изнасилования по-прежнему рассматривается как одна из основных. На данном этапе, если не считать заявления мистера Айви, все остальное — из области предположений, и ситуация не изменится, пока миссис Айви не придет в себя. Ее показания могут пролить свет на случившееся и подтолкнуть буксующее на месте полицейское расследование.

Далее последовало интервью с врачом Сары. Он рассказал о травме головы, о гематоме и кровопотере, о том, что медикам пришлось держать ее под наркозом, пока опасность не миновала.

Изображение вернулось в студию, на экране возникло лицо ведущей — холеной женщины лет тридцати.

— Тем временем, — продолжала дикторша, — Донован Айви отказался покинуть палату своей жены, несмотря на уговоры врачей, уверявших, что ему необходимо хоть немного отдохнуть. Он, не смыкая глаз, дежурил у постели жены — измученный, в измятой одежде, которую не менял целые сутки. Когда медперсонал предлагал сменить его, он отвечал, что не хочет, чтобы его жена, очнувшись, увидела перед собой чужое лицо. — Ведущая программы собрала свои бумаги на столе, выровняла их, придавила рукой и добавила, глядя прямо в объектив: — Полагаю, это свидетельствует о том, что в мире еще не перевелись настоящие мужчины.

Нэш в раздражении выключил телевизор. Донован Айви сумел превратить нападение на свою жену в рекламное шоу. Харли был прав. На этом деле он заработает голоса избирателей. Много голосов.

Монотонный гул. У нее в голове. Голоса. Далеко-далеко.

Шум. Глубокое, успокаивающее ворчание двигателя, доносящееся как будто из подвала большого дома. Перед ее мысленным взором возникла картинка: мощный, вибрирующий от напряжения компрессор и переплетение металлических труб.

Сквозь сомкнутые веки она видела какие-то огни. Они менялись вместе со звуками, казалось, они как-то взаимосвязаны.

Сара медленно открыла глаза.

Свет. Белый. Яркий. Слепящий.

Она закрыла глаза.

Потом. Потом она попробует еще раз.

И вот оно наступило, это “потом”. А вместе с ним — та же потеря ориентации, та же путаница в сознании. Она опять открыла глаза. Это далось ей с трудом: веки были словно налиты свинцом. Просто невероятно…

Белое. Повсюду. Белые стены, белый потолок.

Ослепительно белый свет.

— Дорогая.

Голос Донована.