Дмитрий Вересов - Крик ворона

Потому, наверное, так и наехал сегодня на Аллочку, что больно живо напомнила сегодняшняя сцена ту давнишнюю. Тоже вошел неслышно и тоже влетел в середину монолога о себе самом:

— ...все равно эта вибрация вибрирует себе совершенно даром и даже портит экологическую среду. И кому с того было б хуже, спрашивается? Матросики кушали бы витамины и защищали себе родину, как молодые львы, и начальство бы имело свой интерес. А так пошли доносы, скандалы, вмешалась военная прокуратура. Этому мелкому гению Финкельштейну предложили убраться в свой Житомир, дядю ушли на заслуженный отдых, а Ленечку заставили написать рапорт и отправили на дембель без выходного пособия. Теперь-то я понимаю, что за это надо Бога благодарить, но тогда было очень обидно...

Леня кашлянул за дверью, шаркнул ногой. Лилин голос на секунду смолк, но тут же зазвучал снова:

— А вот, кстати, и он сам. Помнишь его?

— Смутно...

Есть такие голоса, которые прошибают с первого слова.

Или просто настроение такое было тогда. Ведь впервые тогда, крепко встав на ноги, выбрались в толковый зарубеж — не в Турцию какую-нибудь за очередной партией шмотья, не в Болгарию пузо греть, а прямехонько на Лазурный берег, Ривьеру, блин, французскую! Лилька уж два года, как только на Руси новая жизнь поперла, плешь грызла — съездим да съездим, вон все катаются. И самому, признаться, хотелось, да все недосуг было, приращение капитала — штука тонкая, постоянного пригляда требует. Зато уж как выехали — любо-дорого, по самому наивысшему разряду. «Эр-Франс», бизнес-классом, персональный вертолет из аэропорта Ниццы, двухкомнатный номер, да не где-нибудь, а в самом «Отель де Пари»!

Не успели распаковаться, а Лилька, переодевшись в самое сногсшибательное одеяние из черного газа и люрекса, в котором, откровенно говоря, походила на шарообразную грозовую тучу, утыканную микроскопическими молниями, потащила его по всяким бутикам и лавочкам, которых в Монако водится великое множество. Все перетрогала, перещупала, на непонятном языке торговалась с небритым итальянцем из-за какой-то статуэтки, которую так и не купила, — оба махали руками, как два психа, прохожие, глядя на них, улыбались, а Рафаловичу было не очень весело. Попили кофейку у княжеского дворца, по Порт-Неф потихонечку спустились в Кондамин, прогулялись по приморскому променаду и неожиданно оказались в Монте-Карло. При виде знаменитого на весь мир казино Лилька аж завизжала и пребольно впилась когтями Рафаловичу в локоть. Пришлось зайти.

Уж много лет прошло с того злосчастного дня, когда купленный Шеровым кэгэбэшник подловил его за азартной игрой и вынудил сдать Павла Чернова, друга, да что там друга — кумира всей молодости. А потом шеровские подручные выследили Павла и... Конечно, тот сам виноват. Раз уж попал в такие деловые лапы, так сиди и не рыпайся. И, строго говоря, игра тут ни при чем, они бы другие способы моментально изыскали... В общем, после недолгого поединка рассудок, как всегда, победил совесть. Но к картам с тех пор Леонид Ефимович ничего, кроме отвращения, не испытывал. В преферанс и то не садился. Отвращение распространялось на рулетку, тотализатор, игровые автоматы, и даже когда ребята закупили для нового офиса бильярд, он наложил категорическое вето.

Но жена — это вам не подчиненные. Пришлось сидеть с ней рядом, объяснять правила французской рулетки, опуская непонятные самому «сесэны» и «трансверсали», с грехом пополам переводить выкрики крупье. В первый вечер она совсем его от себя не отпускала. Выволок ее оттуда уже заполночь, обедневшую аж на двести пятьдесят франков. На другой день, позабыв и про пляжи, и-о чудо! — про магазины, сразу после завтрака потащила мужа на автобус, бесплатно доставляющий гостей отеля аккурат до казино. Часа через два беспросветной тоски соизволила-таки супружница милостиво отпустить его в «Консель Икономик» на Луи-Нотари, куда было у него рекомендательное письмо от московского представителя «Томсона» и где, кстати, его ждали — имелась такая предварительная договоренность. А там задержался — и вот.

— И вот тебе, Танечка, мой супружник во всей красе. Теперь узнаешь?

— Без твоих уведомлений никогда не узнала бы... Ты изменился, Леня.

Узкая холеная ладошка, которую протянула, не вставая. Спокойная, ленивая улыбка на алых губах, недлинная рыжая стрижка, золотистые глаза. Сестра Ника. Спокойнее, Рафалович!

— Как же, как же! — Этак покровительственно. Неплохо получилось, хотя сам он почувствовал, как на затылке взмокли остатки волос. — Годы, знаешь ли. А ты ничуть. Все такая же. Каким ветром сюда занесло?