Дмитрий Вересов - Знак Ворона

С самыми архиважными, с теми, кто еще в период Великой американской депрессии начинал крышевать голливудскую киноиндустрию, а теперь, в сотни и еще в сотни раз преумножив вложенный капитал, решали идеологические вопросы общей голливудской политики.

Колина подвели к Уильяму Петти-младшему. Забавно, но младшему было уже шестьдесят пять или шестьдесят восемь…

— В вашем фильме вложены некоторые средства покойного лорда Морвена? — спросил Петти-младший.

— Да, сэр, — почти по-военному ответил Колин, искоса поглядывая, как Татьяна выполняет элемент аргентинского танго, в просторечии именуемый “дорожкой”, и грациозно фиксирует обязательные резкие повороты головы.

— Эти средства, вероятно, и пошли на приобретение скандального русского авианосца? — спросил Петти.

— Крейсера, сэр, — поправил Колин.

— Неважно, важно то, что нам бы хотелось сделать что-либо приятное в память о нашем покойном друге лорде Морвене, — сказал Петти, — мы бы хотели посодействовать тому, чтобы кино, отчасти снятое на деньги нашего друга, было бы отмечено общественностью именно в той части, в какой оно было профинансировано…

— Сэр? — Колин вопросительно наклонил голову.

— Видите ли, — продолжал Петти-младший, — дать фильму о русских как о героях — главные призы американского киноискусства было бы неверно с политической точки зрения…

Колин нервно сглотнул. Он понимал, что для него сейчас наступил момент истины. Именно эти калифорнийские нефтяные воротилы, главным среди которых и был Петти-младший, — решали вопросы идеологических и политических перспектив американского киноискусства.

Они рассматривали кинобизнес как дорогую игрушку. Как футбольный клуб, который приносит не только деньги, но и гордость, как гордость от обладания красивым автомобилем или красивой женщиной.

— Целесообразно было бы дать вашему фильму приз за лучшие спецэффекты, имея в виду эти скандальные и дорогие плавучие железки, — сказал Петти уже с трудом. У него начиналась одышка. И прежде, чем стоящий рядом с Петти секретарь объявил бы аудиенцию законченной, Колину хотелось услышать еще что-нибудь утешительное. Ведь он надеялся на большее.

— Вы же понимаете, господин Фитцсиммонс, в Голливуде крутятся не только деньги лорда Морвена, светлая ему память, так что целесообразно было бы ограничиться двумя призами: уже названным и еще за лучшую женскую роль…

Секретарь дал понять, что время, отпущенное Колину на общение с Петти-младшим, истекло.

Петти дружески похлопал Колина по плечу и на прощание сказал с астматическим придыханием:

— Идите, дорогой Фитцсиммонс, танцуйте, лапайте девчонок за ягодицы, пока и ноги танцуют, да и все остальное функционирует, а мне вот пора домой на укол и в постельку — баиньки, а вы пока молоды — наслаждайтесь жизнью!

Два “Оскара”! Значит, ему дадут два “Оскара”…

Ему…

Колину Фитцсиммонсу.

Жаль, эх как жаль, что не за лучшую режиссуру и не за лучшую мужскую роль…

Но все равно — фильм-то его!

Надо ли сказать Татьяне? Нет, по этике этого делать нельзя.

Петти — тот, конечно, дипломат, он ведь ничего напрямую не сказал, все формулировки звучали, как справедливо было бы… Или — целесообразно было бы…

И юридически к его словам, даже попади они в газеты, придраться было бы никак нельзя. Подумаешь, высказал свое мнение!

С этой минуты для Колина уже не было той постановочной интриги, которой так славится церемония присуждения главного приза американской киноакадемии.

Сидя в первых рядах овеянного славой зала, когда разряженные в пух и прах оскароносцы прошлых лет примутся разыгрывать игру в конвертики с фамилиями номинантов, он — Колин Фитцсиммонс — будет сидеть на своем стуле ни капли не переживая.

Он уже будет точно знать.

Потому что слово Петти — это слово калифорнийского закона. Как слово шестизарядного мистера Смит-энд-Вессона в те давние далекие годы освоения Западных земель.

Колин взял с подноса бокал шампанского.

Таня танцевала теперь что-то тягуче медленное.

На сцене, сопровождаемый симфоническим оркестром, пел двойник Элвиса Пресли.

Love me tender

Love me sweet

Love me where I go

All my dreams will be complete

And I love You so

Таня танцевала с Леонидом.

Они, именно они сегодня именинники, подумал Колин. И почему-то вдруг заревновал, глядя на улыбающуюся друг другу пару.

Татьяна Захаржевская-Морвен

Морвен-хаус. Англия. Лондон.

Вермонт. США