Дмитрий Вересов - Завещание ворона

Но как человек, воспитанный на советском опыте общения с великими и могучими тайными институтами, истинно вершащими людскими судьбами, Павел скорее верил в то, что изменить его положение можно только в обход закона... Как его посадили, инсценировав и под строив все эти липовые обвинения, так и освободить его можно, тоже состроив какую-то большую пребольшую туфту... Это как в сказке. Если царевича заколдовали, то и освободить его от чар можно только таким же колдовством...

И Павел оказался прав, хотя бы отчасти.

— Вы что-нибудь слышали о федеральной программе Минюста по модернизации системы исправительных учреждений и рационального использования труда заключенных? — хитро и как-то со значением спросил его старший Саймон.

Разумеется, Павел ничего ни о какой такой программе и слыхом не слыхивал.

— А такая программа принята Конгрессом, и мы имеем теперь реальную возможность подать заявку на участие в ней, — сказали Саймоны...

— А что это значит? — спросил Павел, инстинктивно почуяв здесь какой-то хороший подвох.

И, полагаясь на свое чутье, он правильно надеялся на то, что наступят лучшие времена.

— А это значит, — дуэтом сказали Саймоны, — что вам не придется сидеть в камере Брикстон-Призон, а вместо этого вы сможете жить и работать в самых цивилизованных условиях. Причем работать по вашей специальности и жить с комфортом, приличествующим вашим привычкам и статусу...

Слова эти нежно ласкали Павлово сердце. Он не хочет возвращаться в больничный блок. Он не хочет садиться в камеру. Он не хочет выяснения отношений с мексиканской мафией...

И уже через десять минут они подписывали шесть копий прошения. Саймоны, словно фокусники, что достают зайчика из цилиндра, вынули из портфеля готовые бланки...

— Завтра заканчивается ваше медицинское обследование?

— Через три дня, — честно ответил Павел.

— Мы постараемся, чтобы завтра в Брикстон приехал чиновник, отвечающий за федеральную программу...

— Уж постарайтесь, — фыркнул Павел.

— Мы защищаем ваши интересы, — с одинаковыми улыбками дуэтом пропели Саймоны, прибирая со стола шесть экземпляров прошения.

А понимал ли Павел, что это была игра?

Павел задавал себе этот вопрос, но, засыпая под мир но безобидное воркование чернокожего соседа, он вдруг понял, что ему, в принципе, все равно. Как тому персонажу великого Камю. «Ga m'est egal...» <���Мне все равно (франц.)> . Ему все равно, игра это или нет.

В принципе, весь мир — это Голливуд.

А если перефразировать Шекспира чуть иначе, адаптируя старика к условиям современных электронных игр, то весь мир — это большая игра-стратегия...

И не один ли черт, реально так все совпало или какой-то великий кукловод так все соорганизовал, руководствуясь своими неведомыми им — нижестоящим пешкам — соображениями?

И какая с обывательски-философской точки зрения разница, кто, в конце концов, и на каком уровне выполняет для тебя функции Бога?

Бог на небесах с его Книгой Судеб, или заговорщицкий комитет мировых интриганов, сидящий в отеле «Тампа» во Флориде?

«Только то не все равно, что касается моей физической черной задницы», — так бы сказал этот чернокожий его сосед, умей он так связно выражать свои мысли!

Так что...

Так что, едем работать по специальности и жить с комфортом.

Так думал про себя Павел, убеждая себя в том, что отныне он это... Этранже, Посторонний, которому... Ga m'est egal!

Он припомнил, что все разговоры с Саймонами напоминали в последнее время детскую игралку в барыню, которая прислала сто рублей...

Да и нет не говорите, черного и белого не называйте....

Саймоны многозначительно закатывали к небу глаза и говорили: «Ну, вы же понимаете!»

И он понимал.

Ведь не дурак!

Хотя, хотя, конечно же, дурак!

Кто ж его просил заглядывать в Изин ноутбук!

На место они летели вертолетом. Обычным старым добрым армейским «Ю-Эйч», который ветераны Вьетнама любовно называли стариной «Хью»...

Сперва Павлу понравилось лететь в этой армейской, почти лишенной комфорта машине, потому что как и в военной кинохронике вьетнамских шестидесятых, старина «Хью» летел с открытыми боковыми рампами, из которых на лету вертолета в кабину сильно задувало столь необходимой здесь, в Аризонской пустыне, прохладой!

Но стоило им немного удалиться от частного аэродрома Пойнт-Эндрюс, где прилетевшего из Калифорнии Павла пересадили в вертолет, стоило им пролететь над каменисто красной местностью пять или десять миль, как старший в штатском приказал двум сопровождавшим их военным надеть на глаза Павла черную повязку.