Дмитрий Вересов - Полет ворона

Расшитый доломан.

Aх, конь твой серый в яблоках —

Копытом на крыльцо.

Как нежно очи храбрые

Глядят в мое лицо,

И пьют уста невинные

Отравное питье...

Ах, воротник малиновый,

Ах, на груди шитье!

Жила я, цветик аленький,

Теперь не знаю сна —

До света в тесной спаленке

Лампада зажжена.

Ты лестницею длинною

Как смеркнет, приходи.

Ах, воротник малиновый,

Ах, раны на груди!

Сжимаю крестик маленький

В пылающей горсти —

Прощай, отец и маменька,

Мой суженый, прости!

Сегодня вас покину я

На горькое житье...

Ах, воротник малиновый,

Ах, на груди шитье!

Она никогда не слышала этого романса. Наверное, старинный. Интересно, что такое доломан?

Вошел Никита с чашкой кофе и, прихлебывая, посмотрел на нее.

— Тебе не предлагаю — помаду смажешь. Выучила?

— Не совсем.

— Ничего. В процессе доучишь. Времени мало. Прошу сюда.

Он подошел к стоящему возле трюмо пианино, сел на круглую табуретку, откинул крышку. Ноты читаешь?

— Нет, — призналась Таня.

— Ладно. Слушай.

Он пробежался пальцами по клавиатуре, взял несколько аккордов и запел, уверенно подыгрывая себе.

— Жила я дочкой милою..,

Голос у него был несильный, но правильный и с приятной хрипотцой. В начале второго куплета он подня голову и посмотрел на нее.

— Ну что ж ты? Для кого стараюсь? Подпевай давай Они начали репетировать.

— Так, — наконец сказал Никита и поглядел на часы. — Перерыв пятнадцать минут. Повтори про себя, пройдись еще несколько раз...

— Поесть бы...

— Ладно. По бутербродику можно. Только кусай аккуратнее. Смажешь грим — придушу.

На кухне он еще раз посмотрел на часы.

— Ждем кого-нибудь? — с удовольствием дожевав бутерброд, спросила Таня.

— Прекрасного принца. Ровно в девять пробьют часы и... Он хлопнул себя по лбу и вскочил.

— Сиди здесь. Я сейчас.

Через минуту он вернулся с черными лаковыми туфлями на высоком каблуке. Таню передернуло.

— Обувайся, — коротко сказал он.

— Опять? — Она чуть не заплакала.

— Ничего. Эти должны быть впору.

Таня вытащила свои многострадальные ноги из мягких тапочек, в которые она радостно переобулась, как только вошла, и надела черные туфли. Они не жали.

Ровно в девять в дверь позвонили. Никита, крикнув:

«Я открою», сорвался с места. Вскоре из прихожей донесся знакомый голос:

— Кто-то, помнится, на «Вардзию» зазывал, а?!

— Будет, будет обязательно. И еще кое-что будет. На закуску.

Проводив гостя в комнату, Никита выскочил на кухню, достал из буфета темную бутылку с золотой бляшкой на горлышке, три ажурные стопочки, серебряный поднос. Все это он вложил в руки опешившей Тане.

— Неси в мою комнату. Гордо, не спеша, с достоинством. Притворись, что гостя не узнала.

Они прошли по коридору. Никита распахнул перед нею дверь и провозгласил:

— Ее высочество графиня Беломорско-Балтийская.

П комнате, листая журнал, сидел Терпсихорян. Увидев Таню он вскочил, отбросив журнал, и застыл, глазея на самым неприличным образом.

Таня вежливо поклонилась ему, поставила поднос с коньяком на стол и низким грудным голосом произнесла:

— Милости просим.

Терпсихорян очнулся.

— Ах да, да, спасибо вам большое... Да... — Он обернулся к Никите. — Что ж ты не предупредил, что у тебя тут такое общество... Это кто? Твоя сестра, наверное. Ходят слухи, что она у тебя красавица, но такого не ожидал, нет. — Он поцеловал кончики пальцев и помахал ими в сторону Тани.

— Ты давай, чтоб ноги от потрясения не подкашивались, сядь да выпей. Извини, что грузинский. Не обидел твои патриотические чувства?

Терпсихорян гордо выпятил грудь.

— Я тбилисский армянин! Грузия — моя вторая родина. А «Вардзию» обожают все, кто хоть раз ее попробовал, независимо от национальности.

Он поднял налитую Никитой стопочку, встал и провозгласил:

— Пью за процветание этого дома, за вашу семью, где водятся такие красавицы, как твоя сестра! — Он повел стопочкой в сторону Тани и залпом осушил.

— Спасибо, конечно, Эдик, за душевный тост, только эта красавица, к счастью, не моя сестра.

Терпсихорян погладил ладонью усы и сквозь пальцы прошептал Никите:

— Тогда одолжи поиграть...

— В порядке очереди, — пробормотал Никита, сохраняя неподвижность губ.

— Вы случайно к кино отношения не имеете? — любезно осведомился Терпсихорян.