Дмитрий Вересов - Полет ворона

— Дальше, дальше, — тянула его Таня. — Еще успеешь насмотреться.

Просторная гостиная была оклеена желтыми обоями. Желтой же была буклированная обивка на мягкой мебели — широком пухлом диване овальной формы, глубоких креслах с отлогими спинками, шестерке стульев, расставленных вокруг черного овального стола, посреди которого лежала белая кружевная салфеточка, а на ней — хрустальная ваза с тремя алыми розами. Вся «твердая» мебель и деревянные части мягкой были черными, матовыми — сверкающий зеркальными стеклами сервант, малый сервант с крышкой из черного мрамора, журнальный столик, тумба под телевизор, да и сам стоящий на ней телевизор — с огромным экраном, неизвестной Павлу марки. Все металлические части, включая дверные ручки, были бронзовые. На этом цветовом фоне смело, даже вызывающе смотрелись алый, в тон розам, ковер на полу и алые же тяжелые портьеры.

Павел молча созерцал это великолепие, не вполне понимая, что он чувствует. Скорее всего — что по ошибке попал в чей-то чужой дом.

А Таня тянула его дальше, в смежную с гостиной комнату.

— Сначала я хотела устроить здесь нашу спальню, но потом решила, что лучше пусть это будет кабинет, твой и мой.

Мебель в кабинете тоже была черной, но обои, обивка на рабочих креслах, ковер, портьеры и лампа на огромном письменном столе, развернутом к окну, были зеленые.

— Успокаивает и полезно для глаз, — сказала Таня. Павел молча кивнул.

Боже! Какие объемы — шкафы до потолка, стеллажи, полочки для папок и даже специальный шкафчик для картотеки. А вот тут можно хранить не только книги и рукописи, но и часть минералогической коллекции. А вот сюда можно поставить микроскоп.

— С этой стороны чур не занимать, — вторглась в его размышления Таня. — Этот шкаф, секретер и кресло — мои. Буду уроки делать, курсовик писать. Кстати, совсем горю с курсовиком. Завтра перевезу бумажки, словари и засяду.

— Два ученых в доме, — улыбнулся Павел. — Про что курсовик-то?

— «Способы перевода существительных со значением „конец, край“».

— Предел, грань, граница, черта...

— Аминь и шиздец. Вот именно.

— И это что — наука?

— В твоем смысле — нет, но, согласись, неплохая подготовка к науке. Учишься работать со словарем, с источниками, систематизировать... Так что прошу не издеваться, а главное — не старайся вызвать во мне комплекс неполноценности. Ни в чем. Я его не принимаю. Договорились?

— Да, — тихо сказал Павел... Необыкновенная, неожиданная, загадочная...

— Но это еще не все, — Таня потянула за рукав. — Пошли досматривать.

Через коридор, оформленный так же, как прихожая и кухня, они вошли в третью комнату.

— Спальня! — гордо объявила Таня.

Здесь обивка, портьеры, ковер и обои были голубые, а мебель белая. Детали попросту прошли мимо внимания Павла, обалдевшего и даже несколько поникшего от впечатлений. Была ли там кровать? Была, наверное. Единственное, на что он обратил внимание, — на противоположную стену, совершенно пустую. Вместо обоев на ней была изображена картинка большого английского парка с прудом где дети в шапочках и коротких штанишках с лямочками под присмотром строгих гувернанток прямо с рук кормят лебедей, а в отдалении чинно прогуливаются пары под белыми кисейными зонтиками.

— А это что? — спросил Павел.

— Это?

Таня улыбнулась, подошла с самому краешку картины и взявшись за что-то, резко потянула вбок. Картина отъехала, и перед ними открылась еще одна комнатка, тоже вся голубая, залитая солнечным светом — и совершенно пустая. Таня тут же закрыла комнатку картиной.

— Этому мы найдем применение в нужное время, — с шутливой строгостью сказала она.

Когда закрылся вид на эту светлую комнатку, Павлу отчего-то сделалось грустно. Таня показывала ему ванную — в черном итальянском кафеле, сама ванна голубая, просторная, красивые стеклянные полочки со всякой всячиной, напротив голубой раковины-лепестка белая стиральная машина с иллюминатором посередине, — а мысли его приобретали все более невеселую окраску.

Осмотрев и туалет, в том же духе, что и ванная, они вернулись на кухню и сели за стол темного дерева.

Павел закурил. Руки его дрожали. Таня налила воды в новешенький красный чайник со свистком, поставила его на плиту и обернулась к мужу. Внимательно посмотрев на него, она села на другой стул и сказала:

— Дай и мне тоже.

Они курили и молчали. Павел несколько раз поднимал голову и открывал рот, но так ничего и не произнес.