Дмитрий Вересов - Полет ворона

— А он не говорил вам про какие-то страхи, опасения, связанные с экспедицией? Может быть, вы сами что-то такое в нем чувствовали?

— Нет. Наоборот, он рвался в эту экспедицию, мечтал о ней, строил большие планы.

— Знаете, — врач внимательно оглядел всех трех сидящих перед ним женщин и заговорил, обращаясь почему-то преимущественно к Аде. — Наша официальная медицина не то чтобы отрицает подсознание, но как-то умаляет его значение при образовании болезней... и вообще. Возможно, сознательно он и стремился в эту поездку, но у него внутри все это время могла неосознанно прокручиваться картина ужасной прошлогодней аварии, организм, как бы опасаясь повторения этого травматического опыта, начал вырабатывать способ защиты — отсюда и приступ.

Ада кивнула, задумчиво и согласно. Лидия Тарасовна хмыкнула: «Ничего себе защита! Чуть парень на тот свет не отправился!» Таня же сидела молча и смотрела на доктора доверчиво открытыми золотистыми глазами.

— Как он сейчас? — спросила Лидия Тарасовна.

— Буянит, — сказал доктор заметно повеселевшим голосом. — Требует, чтобы его немедленно выписали отсюда и доставили в аэропорт. Наши увещевания срабатывают весьма слабо. Похоже, то, что с ним случилось, не произвело на него должного впечатления.

— А что вы намерены с ним делать? — спросила Таня.

— Обследовать. Серьезно и всесторонне. Для его же пользы и для пользы науки. Случай-то уникальный.

— И сколько это займет времени?

— Неделю, возможно, дней десять.

— А потом?

— В зависимости. Хотя я почти на сто процентов убежден, что все обследования, включая и психотерапию, покажут, что ваш муж здоров как бык — насколько это вообще возможно. Но в любом случае я рекомендовал бы перемену обстановки, отдых, покой.

— Я его знаю, — вставила Лидия Тарасовна. — Тут он ни себе, ни вам покоя не даст. Либо сбежит, либо потребует открыть здесь филиал его лаборатории. А как только вы его выпустите — тут же усвистит на свой Памир чертов!

— Надо его как-то убедить, уговорить... У нас не очень получается.

— У меня получится, — сказала Таня. — Только мне надо быть при нем.

— А что? — оживился врач. — Оснований держать его в интенсивной терапии не вижу никаких. Тотчас перевожу его в обычную палату.

— Давайте сразу в двухместную, — сказала Таня. — Для пользы науки.

— На двенадцатый круг пошли, — чуть запыхавшись, сказала Таня. — Может, в марафонцы переквалифицируемся?

— Передохнуть не хочешь?

— Пока нет. А ты?

Они бежали в ярких тренировочных костюмах по аллеям большого больничного парка под удивленными взглядами прогуливающихся и отдыхающих на скамейках больных.

— Я бы дал еще кружочков пять, только на ужин опоздать боюсь. Кушать зверски хочется.

— Ты здорово окреп здесь, Большой Брат.

— Да. Сам чувствую. Закис как-то за последний год. Работа, нервотрепки вечные, о здоровье подумать некогда.

— Теперь будем думать вместе... Значит так — еще два кружка, быстренько под душ, потом ужин, телевизор и в койку.

— А без телевизора прямо в койку нельзя?

— Так ведь рановато будет.

— А я не в смысле поспать.

Таня рассмеялась.

— Посмотрим на твое поведение. Ну, кто быстрей до того столба?

Ужинали они у себя в палате, не выходя в общую столовую — не хотелось ловить на себе завистливые и недобрые взгляды «настоящих» больных.

— Еще два дня осталось, — сказала Таня, обглодав куриную ножку. — Скажи честно, на работу хочется?

— Да ну ее, — пробубнил Павел с набитым ртом. — Сейчас там делать нечего. Половина народу в отпусках, половина — на объектах, в командировках. Старые проекты продолжать некому, новые начинать — тем более. Экспедиция все равно накрылась...

Да, без Павла памирская экспедиция потеряла всякий смысл. Как только институтское руководство узнало о его сердечном приступе, оно немедленно закрыло командировки своим сотрудникам, собиравшимся на Памир. Машину через систему военной связи удалось остановить на полдороге, возле Магнитогорска, и развернуть назад. Коллеги, приходившие навестить Павла с минералкой и апельсинами в портфелях, утешали его тем, что все вполне можно повторить через год, что материала для работы и так хватает за глаза и за уши и выглядит он, тьфу-тьфу, прекрасно. Павел улыбался, благодарил, расспрашивал, как там, в институте, а сам думал: «Поскорее бы они ушли, что ли». Видеть ему хотелось только Таню.

— А я тут кое-что для нас организовала, — говорила между тем Таня. — Ты Дубкевича помнишь?