Екатерина Гринева - Единственный мой, или Не умею жить без тебя

Я вздрогнула: возникло искушение – рассказать все матери, припасть к груди, выплакаться, но что-то останавливало меня от этого шага. И я сделала глубокий вдох.

– Наверное, другую семью нашел. Знаешь, как у мужчин это бывает. Другая женщина и все – старая семья не нужна. Закрутились-завертелись по своей орбите, – сказала я, не глядя на мать.

– А ты делала какие-нибудь шаги для сохранения семьи? Пыталась вернуть мужа? Все-таки девчонкам нужен отец. Особенно старшей. Плачет она часто и все об Алексее спрашивает. Она же любимицей его была. Татьянка наша. Помнишь, как она родилась здесь, в Феодосии? Лешка у роддома стоял и все смотрел, когда ты в окошко выглянешь. Иль забыла все? Короткая же у тебя память, Алена! – с упреком сказала мне мать.

Я закусила губу. Ее упреки мне были словно нож в сердце. Ведь все было не так, как думала мать. И от того, что я не могла рассказать ей правду, мне было еще хуже.

– Ладно, мам, что толку обсуждать. Ушел мужик из семьи и ушел. Не я первая – не я последняя. Слезы лить здесь бесполезно. Я их уже все выплакала.

– Чудно как-то, – покачала головой мать. – Словно это говоришь не ты. Я тебя не узнаю, Ален! Ты же так любила Алексея. Он для тебя был всем. Я была, как ты помнишь, не в восторге от вашего брака, но ты настояла на своем. Потом вы уехали. Я хотя и была с самого начала против Лешки, но с годами как-то оттаяла. Пригляделась: вроде мужик неплохой, тебя и девчонок любит. Зарабатывать начал, переехали в Москву. Жить стали по-человечески. Я как мать радовалась за вас, а теперь – что? Все коту под хвост? Было семейное счастье да сплыло?

– Мам! – Я прижала руки к груди. – Не сыпь мне соль на раны. Мне самой тошно, а ты… – мой голос дрогнул.

– Не буду. Иди отдыхай. Кстати, Алку, твою подружку, помнишь?

– Да. А что?

– Умерла она. В прошлом году. Очередной собутыльник ее ножкой от табурета убил. Ударил прямо по виску. Жалко, вы когда-то так дружили.

В груди что-то екнуло. Действительно, жалко было Алку, подругу моего детства и юности… Я вспомнила, как она была осведомительницей Рамила, его сообщницей. Только этим можно было объяснить, как они оперативно следили за нами. Я вспомнила, как она пыталась узнать о наших планах и как однажды, когда мы с Алексеем пришли к ней домой, сразу поспешно оборвала с кем-то разговор по телефону.

С той поры я прекратила с ней всякое общение, мы переехали в Ведянск, и та страница моей жизни была перевернута.

И все же она не заслужила такой конец! Алка, очевидно, так и не смогла найти себе нормального мужчину и связалась с алкашом, который ее и угробил.

– Твой гость какой-то странный, – неожиданно сказала мать. – Ты давно с ним знакома-то?

– Странный? – не поняла я. – Почему?

– Смотрит он на тебя непонятно. То…. – она запнулась, – с любовью, что ли… то волком, будто за что-то ненавидит. Ты с ним поосторожней, – заключила она. – Человек он непростой.

Внутри меня при этих словах что-то кольнуло. Мать была права. Как я уже неоднократно убеждалась, у нее была интуиция – «сердце-вещун». То, что Кирилл был непростым, я уже поняла. Но вот его отношение ко мне… Когда-то я ему сильно нравилась, и он сам признался мне в этом. Он ругал меня за то, что я смотрела сквозь пальцы на похождения Алексея и терпела все это. Тогда он здорово на меня рассердился, ушел и не приходил несколько месяцев. Потом я сама позвала его…

Он откликнулся и взялся мне помогать. Как сильно он изменился с тех пор… Нравлюсь ли я ему по-прежнему? Он рассердился на меня в машине за ироничный тон и схватил за руку, но сам говорил так, словно поддразнивал и не относился ко мне всерьез.

Я потерла руку в том месте, где он схватил меня. Она все еще побаливала. Мне пришла в голову мысль посидеть в беседке и отдохнуть.

Когда я подошла к беседке, она уже была занята. Там сидел Кирилл.

– Я не помешаю? – светским тоном спросила я.

– А сама думаешь: подальше бы он убрался?! А? Я угадал?

– Что ты за человек? – подавила я вздох. – Вот и моя мама говорит мне…

– Что она говорит?

– Секрет.

– Что я слишком опасен для тебя?

– До этого дело еще не дошло! Но посоветовала остерегаться тебя.

– Что же это за тип такой, что нужно его остерегаться? – развел руками Кирилл. – И что во мне опасного?

– Не знаю, – я присела на скамью рядом. Меня неудержимо клонило в сон. Был ясный полдень, солнце жарило вовсю, а здесь, в беседке, увитой виноградом, было тенисто и прохладно. Я сорвала еще незрелую виноградину и сунула ее в рот.