Нора Робертс - Наивная плоть

Нежные ласки самыми кончиками пальцев, шепот, вздохи, тлеющая страсть. Они крепко прижались друг к другу телами, вокруг были разбросаны измятые простыни, а в комнату тихо входило сумеречное утро. Прикосновение, поцелуй, едва уловимые ритмичные движения. Они лениво вытянулись на постели, вместе повернулись…

Ни суеты, ни спешки. Приглушенные волны, словно шелковые, бились в ее жилах, а потом отхлынули, и им на смену пришли новые. Дина нашла его губы своими, и их вздохи слились в один, языки сплетались. Даже когда он вошел в нее, заполнив собой, вспышка тепла была такой же уютной, как солнечный луч.

В городе был еще один гостиничный номер, в котором в это время не спали, но и не занимались любовью. Анджела сидела на краю кровати в застегнутом на груди пеньюаре. Платье, которое было на ней вечером, пало жертвой ее гнева, превратившись в кучу изодранных лохмотьев.

Но теперь ее ярость почти прошла, и, свернувшись калачиком на большой кровати, она, как ребенок, старалась побороть слезы.

– Это ничего не значит, любовь моя. – Дэн поднес к ее губам бокал с шампанским. У него был вид родителя, говорящего: «Дай поцелую, где больно». – Все знают, что эти награды – сплошное притворство.

– Люди смотрели. – Взгляд Анджелы был направлен в никуда, она послушно отпила вина. Они приказали охладить это шампанское, чтобы отметить победу, а теперь оно пригодилось, чтобы смягчить разочарование. – Тысячи людей, Дэн, смотрели, как она вышла на сцену, когда это должна была быть я. Как она взяла мою награду! Мою награду, черт побери!

– И они завтра же об этом забудут. – Он задыхался от нетерпения и отвращения. Единственным способом совладать с Анджелой и удержать ее в нужном состоянии было льстить, придумывать и врать. – Когда церемония заканчивается, никто не помнит, кто что получил.

– Я помню! – Она выпрямилась, теперь ее лицо казалось ледяным и жутковато-спокойным. – Я помню. Я этого так не оставлю. Ничего ей не прощу. Сделаю все, что смогу, но она мне заплатит. И за пощечину, и за награду. За все.

– Поговорим об этом потом. – Он уже успел обсудить кое с кем этот инцидент. Слишком многие, причем те, кого не так просто было подкупить, знали, что Анджела ударила первой. – Сейчас надо расслабиться.

Сегодня ты должна отлично выглядеть, когда мы полетим домой.

– Расслабиться? – огрызнулась она. – Расслабиться? Дина Рейнольдс забирает мою прессу, моих зрителей, а теперь и мою награду. – «И еще Финна», – подумала Анджела. Нет, она не забыла о Финне. – Как, черт побери, ты можешь советовать мне расслабиться?

– Потому что ты не сможешь победить, если будешь выглядеть, как обиженная героиня вчерашнего дня.

Ее глаза вспыхнули от ярости, потом похолодели, сверкая ледяным блеском.

– Как ты осмелился так со мной разговаривать? И именно сегодня, именно в этот вечер?

– Я тебе говорю для твоего же собственного блага, – продолжал он, убедившись, что не допустил промашки, так как ее губы задрожали. – Ты должна излучать достоинство, зрелость, уверенность.

– Она разрушает мою жизнь. Совсем как тогда, когда я была еще ребенком. Кто-нибудь всегда забирал то, что я хотела.

– Ты уже больше не ребенок, Анджела. Будут и другие награды.

Она хотела эту.

Но промолчала. Он только бы еще больше отдалился и рассердился. Она сейчас нуждалась в нем, в его поддержке, в его вере.

– Ты прав. Совершенно прав. Завтра, на людях, я буду снисходительной, спокойной и величественной. И поверь мне, Дина Рейнольдс больше не получит ни одной из моих наград. – Выдавив из себя улыбку, она протянула руку и привлекла его к себе. – Я просто так расстроена, Дэн. За нас обоих. Ради этой «Эмми» ты работал так же упорно, как и я.

– Ради следующей мы будем работать еще больше, – с облегчением он поцеловал ее в лоб.

– Иногда одной работы недостаточно. Одному Богу известно, сколько у меня опыта в этих делах. – Анджела вздохнула и опять отпила вина. Сегодня ночью она будет пить столько, сколько захочет, пообещала она себе. По крайней мере это она заслужила. – Когда я была ребенком, то делала всю работу в доме. Если бы не я, то мы жили бы в свинарнике. Мне всегда нравилось, чтобы вещи были чистыми, красивыми, лежали на своих местах. Чтобы все вокруг выглядело как можно лучше. Я стала ходить убирать к другим людям. Я тебе это когда-нибудь рассказывала?

– Нет. – Удивленный, что она решила рассказать это теперь, Дэн встал и принес бутылку. – Ты не любишь говорить о своем детстве. Я это понимаю.