Барбара Вуд: Дом обреченных

Я заколебалась, на душе стало тревожно. Теперь, когда спустя столько лет, я оказалась здесь, что-то удерживало меня. Почему-то в тепле моей лондонской квартиры, с кошкой и чайником, мысль приехать погостить в прекрасный старый дом моих предков казалась заманчивой. И в поезде мне представлялись картины пышных ужинов и ярко горящих каминов. Но потом, на станции Ист Уимсли, на меня стали бросать странные взгляды. Имя Пембертон вызывало тревожную реакцию. Даже кучер экипажа с неохотой повез меня сюда. И теперь, в волнении стоя перед сумрачным старым зданием, я начинала спрашивать себя, не потерпели ли крах мои ожидания.

Но мне необходимо было побороть эти маленькие страхи. Было множество вопросов, которые требовали ответов, и казалось, Херст — единственное место, где я смогу их найти. И, пожалуй, самым главным была моя потребность снова оказаться в кругу семьи. Двадцать лет назад, в тот самый год, когда принцесса Виктория была коронована Королевой Англии, я была внезапно и грубо вырвана из моего дома, лишена своей семьи и брошена жить среди чужих людей. Это и было настоящей причиной того, что я сегодня осторожно поднимаюсь к дому шаг за шагом, одной рукой держа сумку, другой — сжимая полы плаща. Мне необходимо вновь увидеть семью, не важно, насколько чужими они могли оказаться для меня теперь, и заявить права на прошлое прежде, чем вступать в будущее.

Я стояла на пороге дома, где родилась, чтобы встретиться с людьми, которые были моими братьями и сестрами по крови, предвкушая теплую встречу, счастливые объятия и долгие часы за воспоминаниями. Хотя, остановившись перед старинными потертыми дубовыми дверями, я была напугана, обнаружив, что не вернулся ни малейший фрагмент воспоминаний.

Разве не ступеньки обычно служат излюбленным местом для детских игр? Тогда почему же, приготовившись стукнуть большим дверным молотком, я не могла вспомнить своих игр здесь с братом Томасом? Почему моя память так упорствовала, все оставалось настолько чуждым, словно я прежде никогда не бывала тут?

Я опустила молоточек, чтобы еще секунду подумать. Теперь я могла отвернуться от этого пугающего дома и вернуться в Лондон, который я знала и любила, чтобы вновь встретиться со своими друзьями. В этом доме я не знала никого. Не было даже тени воспоминаний, которые могли бы мне подсказать, что его обитатели из себя представляют и как они примут меня, незнакомку, которая носит их имя и в жилах которой течет их кровь? Останутся ли они чужими мне или распахнут объятия в радостном приветствии?

На ум мне сразу пришло письмо двоюродной бабушки Сильвии, напоминая о том, что это было в определенном смысле приглашение, что эти люди действительно ожидали меня. И теперь, когда умерла моя матушка, которая когда-то жила в этом доме, моим долгом и перед ней, и перед Пембертонами было откликнуться на зов.

Пожалуй, надо было сначала телеграфировать, подумала я, стоя перед дверью. Или хотя бы послать письмо, чтобы сообщить, что я приеду вместо своей матери. Но я решила, что не подобает оповещать Пембертонов о ее смерти в обычном письме. Правильней было бы сообщить им об этом лично. И двоюродная бабушка Сильвия, несмотря на то, что я ее не помню, по крайней мере, заслуживала личной благодарности за свое приглашение.

Отбросив последние сомнения и расправив плечи, я ударила по дереву массивным дверным молоточком.

Прошла целая вечность прежде, чем дверь отворили, и оттуда брызнул сноп света, заставив меня на мгновение закрыть глаза. Когда же я открыла их, то увидела крупный силуэт с ореолом над головой.

— Здравствуйте! Я Лейла Пембертон. Не могли бы вы сообщить моей тете Сильвии, что я приехала?

Последовала такая пауза, что я усомнилась, достаточно ли громко я говорю. Кроме того, вокруг меня свирепствовал ужасающий ветер, и сильно шумели деревья. Но когда я уже собиралась повторить свои слова, раздался резкий голос: «Вы — Лейла Пембертон?»

— Да, это я. А теперь не могли бы вы доложить обо мне моей семье и позволить мне войти…

Наконец коренастая женщина отступила, чтобы дать мне дорогу. Я поспешила пройти внутрь, прежде чем ветер унес бы мою шляпку, потом сделала быстрое движение руками, в попытке привести себя в порядок. Волнение утихло. Я взглянула на женщину и обнаружила, что вижу два бледно-голубых глаза и разинутый от удивления рот.

— Что-то не так? — спросила я, слегка встревожившись.

— Лейла Пембертон? — шепотом повторила женщина.