Софи Кинселла - Помнишь меня?

— Дорогая, это было давно. Я не помню.

Вернулась Эми.

— Эми, Лекси только что говорила, что ты скоро будешь подрабатывать у нее в отделе, — радостно сообщает мама. — Хочешь?

— Может быть, будешь, — быстро поправила я, — если станешь выполнять основные правила поведения в обществе: не вымогать деньги, не воровать.

— Я не воровка! — обиделась Эми. — Одна-единственная куртка, и уже…

— Нет, милая, не единственная, даже не отрицай, — говорит мама.

— Все думают обо мне только плохое! Чуть что не так — из меня делают козла отпущения!

Глаза Эми заблестели от слез, и я почувствовала себя виноватой. Осуждаю ее, даже не разобравшись, в чем дело.

— Прости, Эми. Конечно, ты не воровка. Иди ко мне. — Мне хочется обнять ее, защитить.

— Оставьте меня, — диким голосом заорала она и отскочила от меня как черт от ладана.

— Сестренка моя младшенькая! — Я догнала, крепко прижала к себе, но тут же отпрянула от боли.

— Что за черт?! Какая ты… угловатая, одни кости торчат!

— Опя-ять, — протянула мама. — Эми, что ты стащила?

— Отстаньте от меня! Ничего я не брала, — вопит Эми, резко выбрасывая руки из карманов. Из рукава вылетают две помады от «Шанель». Я не знаю, что и думать.

— Ох, Эми, — печально произносит мама, — выверни-ка карманы.

С ненавистью глянув на нее, Эми извлекает из карманов два губных бальзама, декоративную свечку, тени. Я не верю своим глазам.

— Теперь снимай футболку, — спокойно приказывает мама.

— Так нечестно, — хнычет Эми, стягивая футболку. И у меня падает челюсть. Облегающее платьице от Армани, которое висело в моем шкафу, она заправила в джинсы и поверх обмоталась лифчиками — их не меньше пяти. Глядя на этот маскарад, я очень стараюсь не расхохотаться.

— Ты украла платье? И лифчики?

— Я не виновата, что мама не дает мне денег!

— Эми, что ты говоришь! У тебя полно всего! — воскликнула мама.

— Все дерьмо! — визжит она в ответ.

Я в замешательстве наблюдаю за этой сценой.

— Эми, давай поговорим. Мам, ты не приготовишь нам кофе?

Когда мама уходит, я усаживаю Эми на пол, плюхаюсь рядом и шепчу проникновенным голосом старшей сестры, все-понимающей-взрослой-и-классной.

— Слушай, Эми. Не надо, ладно? И не занимайся ты этим. Справимся как-нибудь.

— Да пошла ты!

— Слушай, — терпеливо продолжаю я, — если у тебя возникнут проблемы, скажи мне. Мы решим их вместе…

Эми корчит гнусную гримасу и выкидывает две фиги.

— Да пошла ты знаешь куда! — в ярости ору я.

Мы сидим молча. Потом я беру папин диск и включаю его. Огромный экран на стене вспыхивает, на нем появляется папино лицо. Он сидит в кресле в красном домашнем халате. Лицо худое, изможденное — таким он стал, когда заболел, но зеленые глаза еще блестят, в руке сигара.

«Да, — начинает он хрипло, — мы понимаем, что операция не обязательно пройдет успешно. Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Я сам виноват, я доконал свое тело. И я решил оставить вам, своей семье, скромный завет — на всякий случай».

Он делает паузу. У меня комок подкатывает к горлу. Я гляжу на Эми — ее лицо разгладилось, преобразилось.

«Живите полной жизнью, — говорит папа в камеру, — будьте добры друг к другу. Барбара, хватит жить для собак. Любить они тебя не станут, в постель с тобой не лягут».

Я хлопнула себя по губам:

— Не мог он такое сказать!

— Сказал, — усмехнулась Эми.

«Любимые мои, жизнь у нас одна. Не тратьте ее впустую. Я знаю, что во многом жил неправильно. Я не был примерным отцом. Но я старался как мог. Прощайте, мои дорогие. Увидимся там».

Папа чокнулся с камерой и выпил. Экран погас, но я смотрю на него, не отводя невидящего взгляда, как в забытьи.

— Настоящий завет, — бормочу я, — папа держался молодцом.

— Это точно, — кивнула Эми.

Никаких следов. Если у меня и впрямь был роман, то хоть какие-то свидетельства остались бы. Записка, фотография — хоть что-нибудь. А самое главное — я счастлива в браке с Эриком.

Уже поздно. Мама и Эми давно ушли. Мы с Эриком едем на встречу с Эйвой, интерьерным дизайнером. Он предложил мне составить ему компанию и посмотреть на их последнее детище «Блю-42». Все так называемые объекты в компании Эрика обозначаются «Блю номер такой-то» — бренд такой.

— Слушай, Эрик, я сегодня просматривала свои банковские счета и обнаружила, что каждый месяц перевожу определенную сумму в какой-то «Юнито». Ты не знаешь, что это такое?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Но в любом случае нет ничего плохого в том, чтобы хранить часть денег в офшоре. — Он посигналил, раздвижные ворота открылись. — Вот мы и на месте, — с гордостью произнес он.