Дороти Иден - В ожидании Виллы

Глаза Эббы слегка подернулись дымкой. Так бывало, когда ее что-то заинтересовывало.

— Надеюсь, вы не думаете, что Густав Виллы… Едва ли он стал бы держать свою невесту под замком.

— Нет, конечно, — кивнула Грейс.

— Наш чердак точно пуст, там ничего нет, кроме обломков старой шведской мебели.

— Вы ведь не шведка? — интуитивно спросила Грейс.

— Почему вы так думаете?

— Вы говорите о шведских вещах, как иностранка.

Эбба слабо улыбнулась:

— Вы очень наблюдательны, Грейс. Я действительно не шведка — немка. Когда-то я была актрисой и приехала сюда с туристической компанией. Тогда мне было восемнадцать, и я никогда больше не бывала дома. Двадцать лет прошло. Боюсь, я все еще говорю о шведских вещах не так, как они. Неудивительно, что мой муж возмущается. Но надо быть честной, правда?

Честной? Пожалуй, если это слово вообще можно применить к баронессе ван Стерп. Однако слишком рано делать выводы, подвела итог своим наблюдениям Грейс.

Во время ланча Эбба и Якоб сидели друг против друга на противоположных концах длинного стола. Грейс, как на острове, — в середине.

— О, я забыла сказать тебе, Якоб, у Грейс новости от новобрачной.

— От Виллы? — Якоб оживился. Казалось, он рад. Его глаза заблестели. Грейс онемела. Итак, Якоб, несмотря на свой весьма почтенный возраст, тоже в списке воздыхателей Виллы?

— У нее проблемы с разводом, — протянула Эбба.

— Уже!

— Не у нее, у Густава, — объяснила Грейс. — Звучит немного запутанно…

— Ну, я рад слышать, что она в порядке, — сказал Якоб с явным облегчением.

— Хорошенькое замечание. А ты думал, она плохо кончит? — спросила Эбба, раздражаясь.

То же самое Эбба повторила в своей обычной манере с легким сарказмом в тот же день, но позднее, у Бейков.

Несмотря на то что после приезда прошло не так уж много времени, Грейс уже была бы рада оставить большой ананасового цвета дом с этим видом из окна спальни. Окно смотрело на лес, он начинался менее чем в сотне ярдов от дома. Другие окна обращены на расчерченный осенью сад и озеро в отдалении, черная вода которого темнела в исчезающем свете. Было так спокойно, так грустно.

Оставшись одна в своей комнате, Грейс уже не могла отделаться от ощущения, что на чердаке действительно что-то скрипит. Тем легче ей было вообразить царственное одиночество Виллы, молча льющей слезы в своей тесной высокой тюрьме.

Действительно, эта страна с мрачной зимней тьмой, со снегом, подействовала и на ее разум. И она ужасно скучала по Польсону. Письмо Виллы, которое принесло облегчение сначала, теперь давило на нее, и ее мысли сгущались, как снеговые облака. Что-то было между строк, но что — она не могла догадаться.

Поездка в Сигтуну была интересной, а маленькая приозерная деревушка прелестна — узкие улочки, ряды крошечных магазинов, золотые березы, листья, блестящие желтым огнем в озере, орущие школьники.

Дом Блейков выкрашен в темно-красный цвет, традиционный для Швеции. Вилла писала в дневнике, что свой дом, будь он у нее, она покрасила бы в розовый, что шведам необходима большая фривольность. Это слово едва ли можно было употребить по отношению к дому Бейков или их семейству. Все было точно так, как описывала Вилла. Мамаша Бейк сидела в кресле, скрестив пухлые белые руки на коленях. Ее черное платье было перехвачено на широкой груди огромной брошью-камеей. Седые волосы собраны в тугой узел на затылке, маленький сжатый рот среди морщин, блестевшие глаза за стеклами очков в стальной оправе.

Папаша Бейк — высокий, худой как скелет, с полным отсутствием интереса к гостям, являл собой воплощение старости. Ульрика суетилась возле тарелок с едой, чашек с чаем, последний — в честь английской гостьи. И доктор Свен Бейк, авторитетный и мужественный в своем офисе, под недремлющим оком матери и сестры стал другим.

Ему бы лучше убежать от его нянек, подумала Грейс, из этой удушающей атмосферы.

Но в этом доме было и кое-что привлекательное.

Сквозь кружевные шторы Грейс видела перья камышей над гладью озера, качающиеся под ветром. Золотые листья кружились и оседали, как бумага.

— Здесь летом действительно прелестно, — сказал Свен. — Много народу, конечно. Все едут поплавать и погрести.

— Больше всего мы любим зиму. — Ульрика с ее зимним лицом не открыла тайны. — Очень спокойно и уединенно. Здесь остаются только постоянные жители. Падает снег, озеро замерзает, и мы зажигаем большой камин. Что может быть лучше, Свен?