Арман Делафер - Одиль, не уходи!

«Зачем это скрывать? Ты пришла. Но меня там не было, потому что еще не стемнело. Но ты все-таки пришла, я знал, что так будет. Как я догадался? Ты передвинула стул. Для чего? Посидеть, потому что тебя занимала мысль о том, что однажды ночью ты и я в этом месте… Ты уже представила себе угол, где я буду находиться, ожидая твоего прихода, затем твое приближение ко мне и дрожь твоего тела, когда его коснутся мои руки. Так ведь? Я могу себе представить, что в эти мгновения твое лицо исказилось так, как оно искажается в экстазе. Но может быть, все произойдет иначе? Главное, чтобы ты пришла ночью, раз ты уже приходила днем.»

«Ты не отрицала своего дневного прихода. Но когда я спросил, придешь ли ты ночью, ты мне не ответила. Мы стояли лицом к лицу и смотрели прямо в глаза друг другу. Мое лицо приблизилось к твоему: я хотел внушить тебе свою волю. И вдруг я тебя поцеловал. Яростно, страстно. И тогда на несколько секунд твои глаза закрылись — это было чудом. И лицо твое исказилось именно так, как я себе воображал, это было тем более потрясающе, что твое лицо — ты это знаешь! — это лицо девственницы, что еще больше возбудило меня. Твои глаза закрылись, и я почувствовал, как ты прижалась ко мне, почувствовал твой живот, почувствовал твое желание. Твой живот не предлагал себя, он требовал, напряженно, страстно, безумно. Потом так же внезапно, как ты упала в мои объятия, ты вырвалась из них и рассмеялась. Но твой смех был так же напряжен, как и твои губы.

Потом ты заговорила, но не для того, чтобы что-нибудь сказать, а просто чтобы разрядить атмосферу. Но твой голос уже не был так беззаботен, как несколько минут тому назад. Ты вдруг осознала все то, что рождалось в тебе из моих писем в течение этих двух месяцев и потихонечку росло. Мы сидели в углу твоей гостиной рядом с букетом гвоздик. И ты, ты, которая еще недавно дерзко приколола эти цветы к своему платью, теперь ощутила неловкость передо мной и стала такой же пунцовой, как гвоздики.

Немного погодя вошел твой муж. Я думал, что ты смутишься еще больше, но ошибся. Никогда нельзя знать женщину, он тебя тоже не знает. Ты подошла к нему и поцеловала теми же губами, на которых еще сохранился вкус моего вожделения к твоему телу. То же самое тело, которое только что страстно прижималось к моему, грациозно двигалось перед нами.

Видишь, я изучаю каждый твой жест, каждое, слово, даже твой смех, который так изменился со времени моего первого письма. Он уже не такой легкий и беззаботный, более взволнованный, немного ломкий, будто извиняется за изменяющееся тело. Раньше он звенел, как маленький колокольчик, а теперь идет из самой твоей глубины, оттуда, где теперь объединились тысячи желаний. Настанет момент — и эта плотина прорвется…»

«Еще раз признаюсь в том, что совсем тебя не знаю. Иногда делаешь неосторожное движение вперед, думая, что твои желания вот-вот сбудутся. Я ошибся. Я отступаю.

Три дня назад я видел тебя, на мгновение испытавшую дикий прилив желания. Все эти три дня я помнил вкус твоих губ, я сохранял его на своих губах. Это был больше, чем поцелуй, это было объятие. Я пришел сегодня, чтобы продолжить начатое. Я не должен был этого делать. Ты уже была настороже и отобрала то, что уже дала. Думаю, что отобрала даже больше.

Я хотел тебя поцеловать. Нo ты отстранила меня не испуганным и неуверенным в себе жестом, а спокойным и почти высокомерным движением. Ты заранее знала, чего я у тебя попрошу, и твердо решила мне этого не давать. А эта манера объяснять свое поведение!

— Я странная женщина, не так ли? Я никогда не обманывала своего мужа, мне даже никогда не приходила в голову такая мысль. Я могу сказать, что ничего определенного об этом не думала, хотя мое поведение по отношению к вам… или, скорее, отсутствие всякого поведения означает скрытое согласие, если не немедленное, то со временем. Что вы об этом думаете?

Говоря это, ты играла своей шалью.

— Ну же, соблазнитель, отвечайте!

— Я согласен, вы странная женщина. Вы еще не обманывали своего мужа. Я это знал. И я согласен с тем, что вы об этом еще и не думали. Но уверен, что бессознательно вы об этом думали уже сто раз. Это проскальзывает в мелочах, каком-то слове, воспоминании. Вы признаетесь? Имейте же мужество признаться.

— Я признаюсь.

— Не знаю, когда это происходит: в ванной, когда вы одеваетесь, или когда ваш муж овладевает вашим бесстрастным и не испытывающим удовольствия телом. Но она появляется, эта бесстыдная мысль, что вы и я, в один прекрасный день…