Ольга Карпович: Жена моего босса

Ольга вскочила из-за стола, стиснула руки, на мгновение лишившись дара речи. За ее спиной завизжала мисс Клэр. Мальчишки, опрокидывая стулья, бросились к окну, завопили, путая английские и русские слова:

– Папа!

– Dad!

Ольга, оправившись от шока, перехватила Сашку, летевшего во двор, уже у дверей, крикнула:

– Стой! Не смей туда соваться! Я сама…

– Мама, не ходи! – ухватился за ее руку Пашка. – Не ходи туда! Я боюсь, мам.

– Так. Ну-ка, успокоились все, – заставив голос звучать властно и твердо, произнесла Оля. – Не орите, с папой все хорошо, я уверена. Сидите спокойно, я узнаю, что произошло, и мигом вернусь.

Ольга метнулась к двери и столкнулась на пороге с Мишей. Лицо его было измазано черной копотью, глаза лихорадочно блестели.

– Пацаны, от окна, быстро! – скомандовал он. – Да жив я, жив, не визжите. Ты, мисска, как там тебя, в бога душу? Дуй с ними наверх, в детскую, и не высовывайтесь. Оля, в «Скорую» звони, живо. Олега зацепило.

Через несколько часов, отправив пострадавшего телохранителя в больницу, а жену с детьми посадив на ближайший рейс до Лондона, Миша Чернецкий сидел в кабинете у своего многолетнего друга и компаньона Ивана Муромцева. Старый друг, прошедший вместе с Мишей лихую мясорубку девяностых, еще недавно именовавшийся Ванька-Муромец, решил завязать с прежней жизнью и подался в политику. Новоиспеченный депутат сделался теперь Иваном Степановичем, опустил на лоб еще густой, пшеничный, с сединой чуб, на раздобревшие в последние годы плечи повесил мешковатый пиджак старомодного покроя и разговаривать начал медленно, велеречиво, с этакими былинными присказками. Все эти перемены, вероятно, должны были создать Муромцу имидж простого рабочего парня, выходца из народа, и обеспечить доверие и любовь избирателей. Миша Чернецкий над такими метаморфозами подсмеивался, поддразнивая старого кореша:

– Ой ты, гой еси, добрый молодец, эко тебя жизнь-то перекоробила.

– Несовременный ты человек, Миха, елки зеленые, не гибкий, – обижался Иван Степанович.

Сегодня, однако, обоим было не до шуток. Миша, мрачный, сосредоточенный, мерил шагами кабинет. Муромец, насупившись, ворошил на столе бумаги, зачем-то снимал и тут же клал на место телефонную трубку.

– Кто тебя заказал, не знаешь, не ведаешь? – вскинул он на Мишу бледно-голубые выцветшие глаза. – Никаких соображений? Может, кому-то ты дорогу перешел?

– Да хрен знает, – дернул плечами Миша. – Что за падла может на меня пасть разевать? Всех особо борзых в девяностые положили… Главное, знал же, сука, что на «гелике» двадцать сантиметров брони, и взрывчатку прямо под коврик сунул, чтобы меня внутри салона разметало. Что же это за крыса такая, осведомленная о моей жизни? Может, Лелик Геворкян?..

– А что Лелик? – живо вскинулся Муромец.

Миша, раздумывая, сложил ладони вместе, прикусил крепкими зубами кончики пальцев.

– Да вышли там у нас с ним терки по Инвестбанку. Бля, ну, если это он, я его, падлу, урою! Ну ладно, торпеду мне на коврик прицепил, это хрен с ним. Но рядом же дети были, жена…

– Ну-ну, не кипишуй. Сейчас твои летят уже белыми лебедями в Англию. Тебе о себе теперь кумекать надо. Что у тебя с охраной?

– Да что… – Миша досадливо махнул рукой. – Кирпичный в больнице, полруки как не бывало. Жалко, хороший мужик. Ну, выплачу ему там компенсацию. Хотя этот говнюк и не заслужил, конечно. Это ж надо – допустить, чтоб в моем собственном дворе тачилу начинили!

– А может, он сам же ее и начинил? – вскинул водянистые глаза Муромец. – Может, Геворкян его перекупил да на кривую дорожку-то и толкнул?

– И че, Кирпичный сам себе руку отхватил? – скептически скривился Миша.

– Ну, знаешь, за хорошие бабули еще не то себе отхватишь, – зашелся сухим мелким смехом Иван. – Ты запись с камер-то посмотрел?

– Да посмотрел, – махнул рукой Миша, – ни хера там не видно. Я сто раз Кирпичу говорил: «Смени камеры».

– Вот видишь, – глубокомысленно поднял косматые брови Муромцев. – Ты Олега-то попытай, попытай…

– Ладно, попытаю, не боись, – оборвал Миша. – Хрен с ним, с Кирпичным. Мне-то теперь личку менять придется. И начальник охраны нужен новый. Лучше не местный, не московский, чтоб не париться потом, не работает ли он на Геворкяна или еще кого. А профессионал чтоб классный был. И где, сука, его взять такого?

Иван Степанович сдвинул кустистые поседевшие брови, почмокал губами и объявил:

– Есть у меня один человечек на примете. Я его к тебе пришлю, покалякаете маленько. Может, чего и надумаете.