Елена Яковлева - Уйти красиво

Поздняков не поддержал тему. Во-первых, он еще не был готов говорить о Ларисе в прошедшем времени; во-вторых, легкий моросящий дождичек приятно освежал его лицо после жары, и ему вообще хотелось не произносить какие-то никчемные слова, а идти молча, вдыхая аромат хвои, и ни о чем не думать.

Но Воскобойников никак не отвязывался.

— Не понимаю, зачем она это сделала? — вздохнул он. — Сорок пять лет для писателя — детский возраст, еще жить да творить. И на тебе, взяла и покончила с собой, хотя, грешным делом, я теперь сопоставляю факты и нахожу, что звоночки к тому были уже давно…

— Вы в этом уверены? — вырвалось у Позднякова.

— В чем, простите?

— Ну, в том, что она покончила с собой?

Все, дамбу прорвало, Поздняков таки высказал, что было у него на уме и на языке с того самого момента, как он услышал жуткое сообщение по радио. Сомнение возникло у него сразу же и с каждой минутой все более укреплялось, хотя никаких особенных к тому оснований как будто не было. Он даже успел поговорить со следователем, который вел дело о Ларисиной смерти, и тот — впрочем, без особого желания и явно тяготясь расспросами — довольно подробно изложил все, что удалось выяснить.

А выяснить удалось следующее. Ларису нашли в понедельник утром на ее даче в Хохловке мертвой. Она лежала на диване в гостиной в роскошном вечернем платье, подле нее на полу стояли пустые бутылки из-под шампанского, рядом валялся пустой флакончик, в котором предположительно находилось сильнодействующее снотворное. Смерть произошла около полуночи. Результатов экспертизы еще нет, но, судя по всему, когда они станут известны, ничего нового не откроется, и версия о самоубийстве полностью подтвердится. Что еще? Погибшая была в состоянии алкогольного опьянения, никаких следов насилия или борьбы не обнаружено (что, конечно же, опять же говорило в пользу версии самоубийства), как, впрочем, и предсмертной записки. В доме ничего не пропало, замки целы, а это опять-таки склоняло следствие идти по проторенной дорожке, в конце которой маячило удобное объяснение, уже чуть ли не читающееся между строк бесстрастного протокола: «А черт ее поймет, эту богему, у них же все не как у людей!» Да, следов насилия нет, а какие, Господи Боже мой, могут быть следы насилия, когда она, судя по количеству выпитого, находилась в состоянии полной прострации?

Они уже вышли за ворота кладбища, а общительный Воскобойников все не спешил комментировать провокационный выпад Позднякова. Постепенно их догоняли остальные участники траурной церемонии. Дождь усиливался, и все торопились побыстрее усесться в машины и автобусы.

— Вы идете на поминки? — осведомился Воскобойников.

— Честно говоря, не собирался, — пожал плечами Поздняков. Теплые струйки дождя уже затекали ему за воротник. — А где они намечаются?

— Да там и будут, на даче в Хохловке. Отсюда по шоссе каких-то двадцать километров. Поедемте, непременно поедемте. Вам же ведь наверняка хочется посмотреть, где все произошло, тем более что… — Воскобойников оборвал фразу, и возникла многозначительная, прямо-таки театральная пауза.

Да уж, в чем, в чем, а в проницательности старому писателю не откажешь. Поздняков уже решил про себя ехать в Хохловку. Оказавшись там, он, во-первых, получал возможность, не привлекая особого внимания, исподволь осмотреть дом, в котором умерла Лариса, во-вторых, приглядеться к ее ближайшему окружению, собравшемуся за поминальной трапезой.

Поздняков распахнул дверцу своей бежевой «шестерки» и посмотрел в зеркало заднего вида. Увидел, как Воскобойников плавно тронул с места пусть не суперновый, но вполне приличный «Фольксваген».

Дача Ларисы Кривцовой в Хохловке, элитном генеральском предместье Москвы, не имела ничего общего с привычными дачными постройками, которые неизменно возникают в воображении среднего обывателя при слове «дача» и которыми утыкано едва ли не все Подмосковье. Поздняков увидел довольно большой особняк из белого кирпича, впрочем, особенно не выделявшийся среди множества ему подобных.

«Неплохо живут у нас генералы», — мысленно прикинул про себя Поздняков, окидывая взглядом ухоженный, утопающий в зелени дачный поселок. Хотя удивляться следовало, наверное, лишь тому, что Лариса, которую он помнил девчонкой в куцем халатике, громко хлюпающей облупившимся носиком, стала, оказывается, на равных с генералами. Как, в сущности, мало он знал о ней, ведь она, позволявшая себе иногда снизойти до его, Позднякова, жизни, никогда не пускала его в свою. Да он и не рвался…