Тэми Хоуг - Приманка для мужчин

Дэн остановил ее, рубанув ладонью воздух.

— И это после того, как я категорически запретил тебе свидания…

Эми подалась вперед, к нему.

— Но ведь это не было свидание. Мы только…

— Черт возьми, Эми, нечего заговаривать мне зубы! — загремел Дэн. — Ты знаешь, что я хотел сказать.

— Да, знаю! — крикнула она в ответ. — Ты хотел сказать, что я еще маленькая. Но, папа, это не так! — Она вскочила с кресла, дрожа от страха и гнева. Длинные волосы разметались по плечам, как фата. — Мне уже пятнадцать. Я уже не ребенок. Мама это понимает, и Майк тоже, только ты…

При упоминании человека, занявшего его место в жизни его дочери, Дэн сорвался.

— Мне плевать, что там понимает Майк Манетти, — процедил он. — Я твой родной отец.

— Отец, а не надзиратель! — выкрикнула Эми, решив идти до конца и не отступать. — Ты не можешь заставить меня остаться ребенком. Это единственное, чем ты, папочка, не способен распоряжаться по своему усмотрению. Я стану взрослой, нравится это тебе или нет.

— То есть, когда ты просишь парня залезть к тебе в спальню, то становишься взрослой? — иронически подняв бровь, осведомился Дэн. — По-моему, это и значит, что

Ты еще маленькая.

— Нет, это значит, что я пытаюсь жить моей собственной жизнью, хотя отец и не разрешает.

— А Майк Великолепный, выходит, разрешает? — осклабился Дэн. Старые обиды проснулись все враз, и старые раны будто жгло огнем. — Что, интересно, он еще разрешает делать моей дочери? Устраивать дома групповуху, пока он в отъезде?

Эми закатила глаза.

— Господи, это я-то ребенок? — укоризненно качая головой, спросила она, поставила руки на узкие бедра, бессознательно принимая ту же позу, что и отец, набрала полную грудь воздуха, чтобы справиться с бурлящими эмоциями и проглотить распирающий горло ком слез. — Майк видит, какая я, и доверяет мне. А ты вообще меня не знаешь. Видишь только то, что хочешь видеть. Хочешь, чтобы я до конца жизни была твоим приятелем, твоим «котенком», потому что такое место ты отвел мне в своей жизни, и боже сохрани что-то поменять, о чем-то договориться или чтобы получилось не по-твоему.

Дэн прищурился:

— Что все это значит?

— То, что, например, ты не хотел жить в Лос-Анджелесе и потому уехал. Неважно, чего хотела мама, о чем пыталась договориться с тобой. Неважно, что я оставалась одна…

— Эми, ты была совсем крохотная! — воскликнул он, удивляясь, как разговор свернул на эту тему, и не зная, как прекратить его, пока не полезли на свет божий воспоминания и эмоции, которые он столько лет держал взаперти. — Ты же ничего не знаешь о том, как мы с твоей мамой жили.

Эми смотрела на него обиженными, полными слез глазами.

— Я знаю, что ты уехал.

— Твоя мама могла поехать со мной. Я не хотел тебя терять. Я боролся, чтобы тебя оставили со мной!

— Боролся, — повторила Эми. На нее нахлынула та же беспомощность, те же отчаяние и боль, что и тогда, во время развода родителей. Она помнила минуту, когда поняла, что папа и мама перестали друг друга любить, и свой детский страх: а не перестанут ли они теперь любить и ее? Из глаз закапали слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти. — Боролся, как будто я твоя игрушка, — горько пробормотала она. — Твоя награда. Так вот, я не награда и не игрушка, я — человек, я расту, меняюсь и общаюсь с другими людьми, и если ты, папа, отказываешься с этим мириться, то, может быть, лучше мне уехать домой сегодня же!

Всхлипнув, она схватила со стула сумку и, хлопнув дверью, пулей вылетела из кабинета.

Дэн стоял не шевелясь, как изваяние. Весь его гнев прошел, и он чувствовал себя старым и слабым. Он тяжело вздохнул, обеими руками провел по волосам от лба к затылку. И почему жизнь такая сложная штука, почему все в ней должно быть переплетено и перепутано, общий результат неясен, перспективы темны? Чем хорош футбол — там все просто, потому что есть порядок. Вот поле с абсолютно четкими границами, вот правила без единого исключения, вот противник — он в форме другого цвета. Знай забивай голы и защищай свои ворота. Почему в жизни так нельзя?

Это желание вовсе не казалось Дэну неразумным. Он ведь не хотел ничего особенного только чтобы дочь была рядом, работа шла как положено и чтобы во всем был порядок.

Он взял со стола фотографию в рамке. Его малышка, его дочка, остановившиеся одиннадцать лет, счастливая улыбка, плакатик с корявой надписью: Папочка, я тебя

Люблю.

Пальцы стиснули рамку. В общем, именно этого он и хотел — чтобы дочка любила его. У него украли детство Эми, украли ее ежедневное присутствие; ему только и осталось, что фотографии и краткие редкие встречи. Разве так уж нелепо его желание растянуть время?