Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 4

– А как же я?! – жалобно ною.

– А ты со всеми познакомишься вечером, за праздничным ужином. Сейчас отдыхай.

Он чмокает меня в щёчку и быстро выходит из комнаты.

Я просыпаюсь от шума. Понимаю, что в доме много людей, дети. Громкий непонятный разговор, визг, смех. Вспомнила, что вечером праздник в честь нашего приезда. Рустама рядом нет, одной выходить из комнаты боязно. Надеваю свой самый лучший летний костюм – светлая льняная юбка чуть ниже колена и блузка. Причесалась и подкрасилась, и в нерешительности сажусь на краешек кровати. Интересно, обо мне вообще вспомнят? Где мой муж?

Никогда не была трусихой, теперь уже поздно начинать! Да и раньше нужно было бояться, когда замуж выходила, а теперь чего уж тут. В грудь больше воздуха, последний взгляд в зеркало на побледневшее лицо, и я открываю дверь.

Чуть ли не сталкиваюсь в коридоре с худенькой девочкой, на вид лет десять. Такое впечатление, что она стояла за дверью, ждала, когда я проснусь.

– Ой! – вскрикиваем оба.

– Бибиджон хотела узнать, проснулась ли ты? – говорит девочка, смущаясь.

– Что? – не понимаю я.

Девочка ничего не объясняет, быстро убегает. Тотчас появляется моя свекровь. Молча окидывает меня взглядом, разворачивается и уходит. Я мнусь в нерешительности в коридоре, не зная, что делать. К счастью, свекровь быстро возвращается, несёт в руках какие-то яркие вещи, протягивает мне.

– Переоденься. В доме полно мужчин, а у тебя юбка колени не прикрывает.

Я забираю вещи, захожу в комнату. Она принесла мне длинное шёлковое платье, красиво вышитое по круглой горловине, широкие брюки, точнее, шаровары, они присборены снизу, и косынку. Всё подобрано в цвет, всё яркое, красивое, национальное.

Одеваюсь в соответствии с местным этикетом, теперь я похожа на одну из тех девушек, что видела в аэропорту. Только с косынкой не знаю, что делать, накидываю на плечи, выхожу.

Свекровь ждёт меня в коридоре. С улыбкой кивает головой: увиденное ей понравилось. Помогает мне завязать на голове косынку:

– Так-то лучше, Дарига. Пойдём, с семьёй познакомишься.

Иду следом за ней какими-то темными коридорчиками, попадаю на кухню, где хлопочут над столами три молодые девушки. Они одеты так, как и я: длинные платья рубашечного покроя, шаровары и косынки на головах. Только цвета разные, непременно яркие. И ещё заметила: на руках и на шее у каждой много золотых украшений. Этот яркий блеск золота, камней и шелка слил для меня все лица, поэтому я совершенно не запомнила, кто из них Абигайль – жена старшего сына Нурмата, кто Султон – жена Алишера, а кто Зухра – жена Акмаля. Непривычные для моего слуха имена детей вообще слились в нечто непонятное. Единственное запомнила, что дочь старшего брата Рустама зовут Медина – это та девочка, которая приходила меня будить. И которая единственная из женщин, не считая свекрови, говорит по-русски.

– Ленятся мои невестки, не хотят учить русский. Зачем, говорят. Оно и верно, чтобы еду приготовить, за домом следить, да мужа ублажить, языков знать не нужно, – поясняет свекровь.

Я вежливо улыбаюсь каждой из новых родственниц. Что мне ещё остаётся делать? С ними не поболтаешь.

– Мама…

– Оча, оча Надира, – поправляет меня свекровь. Она хочет меня приучить к их языку? Хорошо.

– Оча Надира, – с трудом выговариваю непривычные слова, – Чем я могу помочь?

Я и так себя неловко чувствую, все женщины вокруг носятся, хлопочут, а я стою посредине, глупо улыбаюсь.

– Всё, на стол накрыто, мужчины уже сидят, тебя ждут. Пойдём.

Надира за руку ведёт меня из кухни, мы попадаем в гостиную, которую я уже видела и удивлялась отсутствию мебели. Теперь я поняла, почему так. Сейчас посреди комнаты стоит низкий столик, вокруг которого расположились мужчины. Они сидят почти на полу, подложив под себя что-то типа скрученного одеяла. Во главе стола вижу высокого худого старика с седой густой шевелюрой и маленькой тюбетейкой, прикрывающей макушку. Лицо испещрено сетью тонких морщинок, разрез глаз настолько узкий, что кажется сначала – они закрыты. И только позже замечаешь блеск очень живых, очень темных проницательных глаз. Цвет кожи жёлто-серый; мне показалось – нездоровый, хотя, может быть, для этой национальности естественный. На нём полосатый яркий халат, подпоясанный платком и неизменные здесь шаровары. Понимаю, что это отец Рустама. Он не сказал ни слова, только взглянул на своего младшего сына, потом зыркнул на меня. Осанка его изменилась, выражение лица тоже, он стал каким-то величественным.