— Я пью, — ответил Николас и снова поклонился.
— Дай ему кружку, Гилберт, — небрежно произнес сэр Хью. — И себе возьми. А потом вы оба скажете мне, что мне делать.
— «…и не найдется ли кто-нибудь, кто мог бы избавить меня от этого надоедливого священника, сующего свой длинный нос куда не следует?» — тихо закончил за него Николас, поднимая свою чашу и шутливо салютуя ею в сторону Гилберта. Лицо юноши оставалось при этом совершенно непроницаемо.
— Для вас было бы лучше, чтобы никто не слышал этих ваших странных слов, — сказал Хью холодным, жестким тоном, наклонившись вперед. — Существует предел, за который ваш хозяин и господин никогда не позволит зайти. А это уже слишком. Вы можете оказаться без головы, не успеете и глазом моргнуть, если я не убью вас прямо сейчас.
— А с чего бы вам убивать меня, сэр? — спросил Николас, свободно развалившись прямо на полу перед столом и охотно отпивая из чаши. — Ведь я здесь для того, чтобы выполнять ваши распоряжения. Если вы пожелаете убить меня, я с радостью подчинюсь, но хочу предупредить, что живой я могу развлекать вас гораздо лучше, чем мертвый.
Хью фыркнул. Где-то в его огромном замке аббат Святой Евгелины без сомнения поздравляет себя с тем, как замечательно он все придумал, чтобы заставить его страдать. Где-то его новая жена лежала в кровати одна, без него, и, возможно, радовалась, что не должна ложиться в постель с таким огромным, неуклюжим мужчиной. Он был простым солдатом в глубине своего сердца и плохо знал женские причуды, хотя его жены и женщины, которых он брал в свою постель, никогда не жаловались и, более того, выглядели вполне довольными. Но Изабелла была такой хрупкой, такой изящной. Она совершенно не подходила такому неуклюжему грубияну и косноязычному солдату, как он. Возможно, она на коленях сейчас благодарила Господа за то, что избавлена от необходимости выполнять свой супружеский долг.
Юный Гилберт присел на ступени, ведущие на помост, на некотором расстоянии от шута. Кружка с медом в его руках была совсем не тронута, а сам он не отрываясь смотрел на нелепо и ярко одетого человека, который распростерся у ног своего нового хозяина. Что-то было между этими двумя, подумал Хью, ненадолго отвлекшись от своих собственных горестей. Плохо, если его юный воспитанник будет очаровываться первым встречным.
А затем лорд Фортэм снова погрузился в раздумья, забыв обо всем, кроме своих собственных несчастий.
— Когда же это чудовище, повсюду сующее свой нос, уедет отсюда, — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Священник уйдет,
Когда все погубит,
Когда боль пройдет,
А сердце забудет.
Хью едва удержался от того, чтобы запустить в шута своим кубком, по одной простой причине — там еще оставалась изрядная порция меда, а Хью не собирался зря тратить этот дорогой напиток.
— Ненавижу стишки, — пробурчал он. — Особенно непонятные.
Его святая цель Преумножать печали,
Сломать чужую жизнь И поминай как звали!
Хью одним глотком осушил кубок и все-таки швырнул им в голову Николаса. Тот увернулся с неожиданным проворством и расплылся в дерзкой, нахальной улыбке.
— Слишком много меда туманит мозги и замедляет движения, милорд, — заявил он насмешливо. — Священник — ваш враг и враг нормальной, счастливой жизни. Он не уедет отсюда до тех пор, пока не сделает каждого из здесь живущих несчастным. Но ведь чего только не происходит совершенно неожиданно! Возможно, непреклонный аббат свалится случайно с одной из башен. Становится холоднее, а однажды ночью камни могут обледенеть и стать очень скользкими, — сказал он весело и посмотрел прямо в лицо Гилберту. Хью пришел в ужас от слов шута.
— Как смеешь ты предлагать мне хладнокровное убийство святого отца, да еще когда тебя слышит такое невинное создание, как Гилберт! Не обращай на него внимания, парень! Кругом полно злых людей, но подобные разговоры не должны тебя испортить.
— Конечно, нет, — произнес Николас с загадочной улыбкой. — Возможно даже, что он на всю свою жизнь останется таким же невинным и наивным, как сейчас.
— Если ему повезет, — сказал Хью, бросив неуверенный взгляд на бледное лицо Гилберта.
Юноша улыбнулся ему с нежной преданностью ласкового щенка.
— Я бы не хотел оставаться полностью невинным всю мою жизнь, милорд, — сказал он смущенно. — Я бы хотел жениться, когда придет мое время.
— Не женитьба отнимает у мужчины невинность, — с горечью произнес Хью, — а вот такие чертовы священники, сующие везде свой нос. Где моя жена?
Читать дальше