Энн Стюарт - Поцелуй шута

— Не мой, — мрачно сказал Бого. — Он принадлежит добрым братьям, которые заботятся о славе святой Евгелины.

— Он принадлежит королю, который выдаст нам за него награду, — поправил его Николас. — Если бы святую Евгелину это огорчало, она могла бы указать Генриху на его ошибку, и тогда он отдал бы святую реликвию ордену. Только я сомневаюсь в этом.

— Вы безнадежный грешник, мастер Николас.

— Ты прав. Но я начинаю беспокоиться о тебе, мой друг. Уж не хочешь ли ты променять службу мне на служение Богу?

Бого мрачно покачал своей косматой седой головой.

— Слишком поздно для такого, как я, что бы там ни говорил брат Бэрт.

Николас бросил в его сторону внимательный взгляд. Ему бы очень хотелось услышать, что именно советовал его слуге брат Бэрт, но сейчас едва ли был подходящий случай для того, чтобы задавать вопросы. Что ж, у них будет достаточно времени на пути ко двору короля Генриха. Сейчас же чем скорее они сумеют отъехать со своей добычей как можно дальше от замка Фортэм, тем лучше. А еще крайне полезно увеличить расстояние между леди Джулианой и бедным, одурманенным ею шутом.

— Тогда поехали, нам не стоит терять время, — сказал Николас. — Я хочу добраться засветло до холмов. Я не очень много спал сегодня в замке Хью Фортэма. Холодный воздух приведет меня в чувство.

Бого внимательно посмотрел на него. Слишком много мудрости было в его грешных глазах.

— Уж не бежишь ли ты прочь, парень? От чего-то определенного? От разгневанного отца?

— От разгневанной леди, Бого. Женщины имеют обыкновение относиться к некоторым вещам слишком серьезно, — произнес шут легкомысленным тоном. — Не то что мы, мужчины.

Но Бого слишком долго и хорошо его знал, чтобы попасться на эту удочку. Он покачал своей седой головой.

— А ты ведь кое-что потерял, мой мальчик. Ты сам себе врешь. Я-то вижу тебя насквозь.

— Что потерял? — требовательно спросил Николас. — Я вовсе не намерен отдавать этот чертов кубок никому, кроме короля.

— Я не говорю сейчас о священном сосуде, — сурово возразил ему Бого. — Речь идет о твоем сердце, парень. Именно его ты потерял. И помоги тебе Бог, если ты не сумеешь получить его назад.

Когда Джулиана проснулась, она некоторое время находилась в какой-то полудреме. Несколько мгновений она лежала без движения с закрытыми глазами, вспоминая благословенные, восхитительные ощущения, которые владели ее телом совсем недавно. Затем к ней полностью вернулась память, и она протянула руку, уже зная, что никого не обнаружит рядом. Она была одна.

Джулиана села, пушистое меховое покрывало сползло до талии, и она поспешно схватила его и потянула вверх, прикрывая свою наготу. Она была одна, брошенная, в пустых покоях, которые еще совсем недавно принадлежали шуту.

Ей нельзя было здесь оставаться, кто-то непременно наткнется на нее рано или поздно. Ее платье лежало скомканное на полу. Придерживая на себе покрывало, она потянулась за одеждой, а затем замерла, глядя на свое тело.

Она все еще лежала на остатках своей разорванной рубашки, испачканная засохшей кровью. О чем спрашивала ее мать? Была ли у нее кровь после посещений мужа?

Не муж, а Николас Стрэнджфеллоу сделал то, что должен был, но не сумел сделать ее муж, и сделал это великолепно.

Но он оставил ее. В этом не было никакого сомнения. Она натягивала платье через голову, стараясь не замечать отметины на своей бледной коже — небольшие синяки, оставшиеся от любовных укусов и поцелуев. Возможно, что она найдет его в главном зале, скачущего и донимающего всех своими рифмами, но в глубине души она знала, что его нигде нет. Он бросил ее, как она и думала.

А она собиралась убить его.

Как же он нашел кубок? Без него он бы не уехал. Но где он его нашел? Должно быть, это произошло уже после того, как он переспал с ней. Едва ли он стал бы тратить на нее время, если бы чертова реликвия уже была у него в руках.

Она коротко помолилась святой Евгелине, сетуя на свой невоздержанный язык. Потом с трудом поднялась на дрожащие ноги. Между ног у нее немного саднило, и это ощущение должно было бы вызвать у нее отвращение, но вместо этого она с нежностью прикоснулась к себе через складки шерстяного платья. Как же могла она так долго ничего не знать и не понимать о себе?

И как могла она оказаться такой открытой для чар лжеца и болтуна? Она должна сейчас же найти мать, узнать, не забил ли ее муж до смерти за потерю кубка. А затем она должна найти этот кубок. Неважно, у кого он был — у короля, или шута, или аббата, не имело значения. Она должна была добыть его для матери.