Михаил Рыбка - Пус Мидун (СИ)

В конце концов, и эта процессия прошла мимо, и Пус, не оставив на себе живого места после неистовой чесотки, выбрался из своего укрытия. Пытка полынью закончилась, возникло такое чувство, что все блохи не выдержали и покинули тело кота. Короткими перебежками он двигался от забора к забору, норовя почесать бока о доски, подбираясь все ближе к своему дому. Обойдя на сей раз центральную базарную площадь стороной, он вскоре оказался у своей калитки. Похоже, никто не пробирался на эту территорию в отсутствии хозяина и опасаться было нечего. Войдя к себе, Мидун поспешил растянуться на своем коврике, давая отдых уставшим конечностям. После употребления отвара Чумазого все тело обычно несносно ныло, суставы гудели, а по мышцам время от времени пробегали судороги. Так, оказавшись в тишине и под защитой родных стен, кот вновь ощутил непреодолимое желание поспать с пару часов. И сопротивляться этому сил не было никаких.

Пус ощутил прикосновение к своей морде. Моментально открыв один глаз, он увидел в упор крысиный нос, который тыкался ему в переносицу. От неожиданности Мидун вскочил и собрался уже дать деру, как вдруг сообразил, что крыс-то ему бояться нечего. Последние сомнения развеял очень знакомый голос, пропищавший в темноте:

— Пус, это я. Я это!

Кот унял дрожь от испуга, поспешил придать голосу презрительный оттенок и ответил:

— Я понял, что ты. В следующий раз голову откручу, если будешь так ко мне подкрадываться. Ты чего сюда приперся, Прокоп?

— Я… Мне и идти некуда больше. Жена моя пропала. В моем доме уже кто-то живет. И я вспомнил, что ты мне обещал защиту…

Через несколько мучительно долгих мгновений глаза кота привыкли к мрачным сумеркам, царившим в помещении, и Пус обрел зрение. В них он разобрал топтавшегося на месте посреди комнаты гостя. Крыса Прокоп за последние сутки изрядно истрепался, потерял свою бескозырку и испачкал парадные туфли. На морде у него можно было различить несколько заметных ран.

— Это я через кустарник дрался, что у Барки за домом… ‒ пояснил Прокоп, поймав взгляд Пуса.

— Так а от меня тебе что надо?

Прокоп не сразу нашелся, что ответить. Он только засопел, а через минуту начал повествовать:

— Ты когда ушел со своим мешком… Мы еще посидели в кустах и пошли дальше. Но только реку мы не смогли перейти. Не нашли, где там брод, а я чуть не пошел на дно, пока искал. А потом Клава… Начала переживать за эту глупую Барку, что, мол, ты ее задерешь… ‒ Пус немного напрягся. – Все рассказывала, как Барка к ней хорошо относилась, и что нельзя так с ней поступать… В общем, я ее отговаривал, как мог, но ночью она ушла, пока я спал. К Барке, видать. Предупредить ее что ли… А теперь я пришел за ней, а дома ни Барки, ни жены моей… Я их весь день ждал, а потом гляжу – ты домой к себе пошел. Я и поплелся за тобой следом. Сначала стучал, ждал, пока ты откроешь, а потом вошел.

— И что тебе сейчас от меня надо?

Крыса Прокоп вздохнул. Он и сам толком не знал, что ему надо.

— Так ты не знаешь, где они могут быть? Барка и Клава?

Пус не ответил сразу. Он не хотел сейчас выдавать себя, чтобы не пришлось еще и Прокопа придавить. Он встал, подошел к окну и принялся рассматривать очертания дома соседки, словно что-то вспоминая. Потом повернулся к крысе и ответил:

— Не видел я никого. Я у Чумазого в пещере всю ночь провел, мы пили там.

— Я так и думал…

Раздался громкий стук в дверь.

— Хозяин, ты дома? – грянул из-за двери громкий бас.

«Бах, бах, бах» – опускалась неведомая тяжелая кисть на испещренную сколами и торчавшими гвоздями дверь. Прокоп сразу завертелся по комнате, ища место, куда бы спрятаться. Выбрав для этого кучу хлама в углу, он шмыгнул туда и затих. Пус затравленно осмотрелся по сторонам. Если это волки, то вылезать через окна нет смысла – там наверняка засада, дом окружен. Самое умное, что смог придумать Мидун, это спокойно ответить, вдруг обойдется.

— Чего надо? – Голос кота дрожал и выдавал его страх в полной мере.

— Это я – Шолох. Я спросить пришел.

Пус тяжело выдохнул. Шолох – его старый приятель. По крайней мере, не враг, они выпивали несколько раз вместе.

— Зайди.

Натужно скрипя, дверь отворилась и впустила внутрь огромного орангутана, который неловко переваливался с одной короткой ноги на другую и поднимал повыше принесенную с собой керосинку, освещая помещение. Войдя из тесной прихожей в единственную комнату в доме Пуса, Шолох, чуть не касаясь затылком потолка, прислонился спиной к стене и немного подался вниз, присев. Его керосинка опустилась на пол рядом с ним. Помимо традиционной обезьяньей наружности, характерными для внешности Шолоха были огромные красные усталые глаза. Казалось, будто он месяцами не мог нормально выспаться и каждую секунду своим нездоровым взглядом искал место поуютнее, куда можно было бы завалиться поспать. Так и теперь, переведя взгляд от одной стены к другой, Шолох неспешно начал речь: