Зигмунт Милошевский - Ярость

Только тогда он усмехнулся, и улыбка его говорила: «игра закончена», после чего отвернул полу пиджака, показывая Фальку внутренний карман. Из него выступал кончик до смешного цветной зубной щетки. Он не мог сдержаться от этой шуточки под самый конец. Что-то ведь следовало ему за то, что весь декабрь он делал хорошую мину и заботился о каждой мелочи, чтобы Фальк поверил, будто бы он действительно собирается стать главным праведником в шайке праведников.

— Пан шеф, — поправил он Фалька и застегнул пиджак. — Я предпочел, чтобы мы были на «вы».

— Как хотите, пан Тео. — Фальк выглядел как никогда веселым.

А Шацкий почувствовал, что здесь что-то не так. Снаружи стояли пять автомобилей, но ни говора голосов, ни звона чашек и вилочек для пирожных внутри слышно не было. Шацкий огляделся.

На шкафчике для обуви в абсурдно ровном рядочке лежало пять автомобильных ключей. К каждому был прикореплен брелок с эмблемой Херца. [160]

И он понял. Слишком поздно, естественно, но понял. Клейноцкий ошибался. Виктория лгала. Никогда не было никакой шайки мстителей. Никогда не было ложи, которая решила исправлять мир, справедливо наказывая домашних мучителей. Никогда таинственная организация не встречалась в пригородных виллах, чтобы пить кофе и планировать, а кому теперь отмерить жестокое, но справедливое наказание.

По-своему, Шацкий даже не испытывал неожиданности. Скорее уже, спокойствие прокурора. Гипотеза со странной организацией праведных и справедливых всегда казалась ему слишком натянутой и надуманной, это была одна из тех версий, которые частенько мусолят некомптетентные следователи, поскольку у них нет желания кропотливо проверять другие версии.

Так что никаких «других» никогда и не было. Имелся всего лишь один-единственный рыцарь справедливости. Безумец справедливости. И в то же самое время — гений преступлений.

— Неужто вы и вправду считали, будто бы я совершу столь школьный промах?

Казалось, Эдмунд Фальк совершеенно не был обеспокоен все более громким воем полицейских сирен.

— Вы всегда совершаете промахи.

— Я не совершаю. Это логичный выбор.

Ян Павел Берут ехал во второй в колонне машине; во всей же колонне было пять автомобилей. В качестве шефа операции он должен был бы сидеть в первой, но всегда в подобных случаях он настаивал на том, что будет сидеть во второй. Статистика была на его стороне — если колонна автомобилей принимала участие в аварии, практически всегда пострадавшей была или первая, или последняя машина.

Понятное дело, что всегда где-то там свои планы строила и высшая сила, но Берут считал, что вот ей как раз необходимо давать как можно меньше места для маневра.

Вся операция очень подробно и довольно давно была запланирована Шацким; Берута он посвятил только перед самыми праздниками. В деле он принимал участие в качестве единственного полиицейского из Ольштына, остальных прокурор вызвал из Варшавы. Это были доверенные люди его старинного дружка с русской фамилией. [161]

Поначалу Берут не понимал параноидальной подозрительности Шацкого, но когда — наконец — познакомился с деталями дела, согласился с прокурором на все сто процентов. По крайней мере, в отношении способа осуществления ареста. Ведь если говорить о самом факте задержания вообще — ну что же, он стыдился признаться в этом даже перед самим собой, эти «преступники» делали довольно-таки нужную работу.

Он объяснил это себе, что, возможно, именно в этом и заключается разница между полицейскими и прокурорами.

Первого января он позавтракал, поехал на условленное место встречи и стал ожидать сигнала от Шацкого. Сигнала, означавшего, что все удалось, что прокурор добился их доверия, что все находятся в одном месте, и что всех их можно задержать и закончить дело. Сигналом было сообщение, сгенерированное специальной программой в телефоне Шацкого, которая высылала еще и координаты GPS.

Через пять минут все въездные дороги в деревню Руш были заблокированы. Через семь минут машина Берута без специальных знаков остановилась рядом с вишневым «ситроеном ХМ», самым характерным автомобилем ольштынского правосудия.

Припаркованным настолько хитроумно, что ни у одной из стоявших во дворе машин не имелось шансов выехать.

Ян Павел Берут подошел к входной двери и постучал.

Никто не отозвался.

— Полиция! — крикнул он. — Мы только хотим задать несколько вопросов.

— Тишина.