— Я … э-э … привет, — проговорила она и чуть не пнула себя. Ее голос звучал так, словно она перебрала гелия. — Чего ты хочешь?
— Только поздороваться. — Он помолчал. — Надеюсь, ты в порядке.
Вэл побледнела.
— Да, в порядке.
— Хорошо. Ты так странно себя ведешь в последнее время. Я беспокоюсь.
В его словах сквозила угроза, но кому? И какая? Или ей показалось?
— Я в порядке, — повторила она.
Гэвин задумчиво кивнул и отвернулся. «Нет, мне это не показалось». Вэл, уже поднявшаяся на ноги, поспешила за ним.
— Подожди!
Он обернулся.
— Да, Вэл?
Ее имя сорвалось с его губ, как бархат, пропущенный через измельчитель.
— Помнишь, как однажды в дождь ты отвез меня домой? И учил играть в шахматы?
— Это было недавно. — Что-то в его глазах резко изменилось. — Как я мог забыть?
Вэл сглотнула. Скорее пыталась. В горле у нее постоянно вставал комок. «Его глаза», — снова подумала она. Его глаза были прекрасны: текстурированные, серо-металлические с пузырьками оникса и хрусталя, пойманными в двойных озерах его радужных оболочек — но в них не доставало глубины, они казались пустыми, холодными, и ничто, даже густые ресницы, обрамлявшие их, не могли смягчить арктический холод в этом взгляде.
— Я хотела спросить, может быть… как думаешь, ты мог бы поучить меня еще?
Он улыбнулся, и ей захотелось убежать. Это была улыбка человека, который готов съесть и кошку, и сливки, и канарейку.
— Это доставило бы мне огромное удовольствие. Ты можешь прийти завтра, если хочешь, или после моей сегодняшней смены — я заканчиваю в семь.
— Завтра будет отлично, — заставила она себя произнести.
— Значит, завтра. Мне заехать за тобой домой? Около, ну, скажем, пяти?
Она молча кивнула. Если она откроет рот, то испугается того, что вырвется наружу. Или нет.
— Тогда до встречи, — сказал Гэвин.
Выбирать в это утро наряд было бесполезно. Что можно надеть, готовясь к такому противостоянию? Как могут защитить доспехи, если сердце слабо? Обычно Вэл обращалась к матери за советом по моде, но в данном случае она знала, каков будет ответ. Не пытайся противостоять ему. Беги.
Хороший совет. Полный здравого смысла. Вэл не воспользовалась бы им.
Она остановила свой выбор на белой майке на бретелях, зеленом хенли на пуговицах и шортах цвета хаки средней длины, которые придавали ее заднице аппетитный вид. Лиза вообще не одобрила бы такой наряд, если бы не шорты. Она бы заметила, что Вэл выглядит так, будто должна ходить от двери к двери, торгуя экземплярами религиозной «Сторожевой башни». Вэл на всякий случай заплела волосы в косички.
Увидев ее, мать моргнула.
— Ты в этом пойдешь?
— Ага.
Миссис Кимбл, казалось, собиралась что-то сказать. Потом закрыла рот и покачала головой.
— Готова выходить?
«Готова, как никогда». — Вэл кивнула.
— У меня назначен прием у врача, так что сегодня тебе придется ехать домой на автобусе. Нужны деньги на проезд?
— Нет.
— Тогда ладно. — Мать высадила ее у ворот. — Хорошего дня.
Вэл пошла в свой класс, не в силах избавиться от ощущения, что другие ученики смеются над ней. Она сидела в углу класса Искусств, зажатая между двумя незнакомыми девушками, которые продолжали бросать на нее недоуменные взгляды. Вэл старалась не замечать их и провела следующие полчаса, делая вид, что ничего не существует, кроме вазы с фруктами, которую мисс Уилкокс поставила перед ней для сегодняшнего урока.
Делая набросок, она краем глаза изучала Гэвина. Он не пытался заговорить с ней, что она восприняла как хороший знак. Однако он улыбнулся ей. Она похолодела от того, как улыбка могла сделать его лицо очень красивым и в то же время таким жестоким. А потом она задумалась, не вообразила ли себе эту жестокость, потому что никогда раньше не зацикливалась на ней.
«Ты должна рисовать».
Просто Гэвин был само очарование. Вэл никогда раньше не встречала такого мальчика, как он: он был очень зрелым, сильным и загадочным — о, и блестящим. Даже сексуальным, призналась она себе. Но что на самом деле она знала о нем как о человеке? За последние несколько недель она провела с ним больше времени, чем с Лизой, и все же знала его меньше, чем Эмили Абернати.
Нет, еще меньше. Что-то, что не предвещало ничего хорошего.
«Не думай об этом. Рисуй».
Ее плод продолжал выходить кривобоким. Она не могла держать руку ровно. Ластик на ее карандаше был стерт до самого металлического колпачка.
Читать дальше