Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

Алекс еще не умел смотреть на что-то конкретное — вы же знаете этот взгляд новорожденного, немного рассеянный и в никуда — но он вдруг сфокусировал свой взгляд прямо на мне. Его глаза были все еще того неопределенного цвета, который бывает только у самых маленьких детей, но давали надежду, что скоро они приобретут очаровательный сине-серый оттенок. В таких глазах запросто можно было утонуть.

И я просто смотрела на него в ответ, когда произошло чудо: словно его осенила какая-то невероятная идея — и по всему его личику разлилась широкая-преширокая улыбка.

Я думала, что, возможно, он улыбался и до этого. Правда, трудно было сказать, была это настоящая улыбка или он просто отрыгивал. Но то был первый раз, когда он явно понимал, что делает.

Это был один из тех моментов, которые навсегда остаются в сердце, которое я уже считала полным — но, как выяснилось, ошибалась: оно могло наполниться еще больше.

И вот я здесь, в кафе; и как же мне нужно вновь видеть этот взгляд и улыбаться ему в ответ. Почти так же нужно, как дышать.

Я заставила себя прождать до двадцати минут одиннадцатого, прежде чем войти в здание суда, хотя бы потому, что мне не хотелось выглядеть слишком взволнованной перед судьей, который должен был решать мою судьбу.

Пройдя мимо охраны, я преодолела знакомый переход к Суду по делам несовершеннолетних и семейным делам, который почти не изменился с тех пор, как я была подростком. Это была узкая «комната» с низким потолком и семью рядами скамей, немного смахивавших на церковные, за исключением того — и меня всегда это поражало — что здешнее место было дальше от Бога, чем только можно себе представить.

Там уже находился мистер Ханиуэлл, о чем-то перешучивавшийся с женщиной, которая, похоже, тоже была адвокатом.

Я впервые увидела его лично. Он выглядел старше, чем в телевизоре: ему было по меньшей мере шестьдесят пять лет, хотя из-за своего изнуренного вида он тянул на все семьдесят пять. Его нос был покрыт тонкой паучьей сеткой прожилок, указывающей на то, что он часто искал утешения на дне бутылки. Свой мятый костюм он сегодня сменил на синий пиджак и серые брюки. Галстук вверху почти горизонтально лежал на внушительном животе, а его конец торчал вниз по крайней мере на фут.

Когда он увидел меня, то начал пристально вглядываться, словно удивившись моему присутствию. Потом быстро извинился перед собеседницей и подошел ко мне. Оказывается, он прихрамывал, — то чего в телевизоре было не заметно, и припадал на левую ногу.

Он посмотрел на меня так, словно к моим щекам прилипли остатки еды, а он раздумывал, сказать мне об этом или нет. Затем его губы сложились в усталую улыбку.

— Миссис Баррик, могу сказать, что этим утром вы выглядите просто прекрасно, — сказал он, и при этом из неряшливого старика словно превратился в доброго дедушку. Думаю, дело было в его искренне теплой улыбке. А может быть, и в зрительном контакте.

Я вспомнила, что и он ни разу не видел меня воочию. До этих пор я для него была только телевизионным изображением заключенной, одетой в оранжевую робу.

— Спасибо, — сказала я.

Он на несколько секунд задержался на мне взглядом, а потом сел рядом, так, чтобы наш разговор не был слышен сидящим впереди.

— Все дела, запланированные на это утро, уже закончены, так что судья Стоун вроде как отдыхает, — сказал он.

Затем он перечислил мне людей, собравшихся в зале: Донна Фелл, адвокат, представляющая Социальные службы, привлекательная темноволосая женщина, которой на вид было около сорока лет; Тина Андерсон, специалист по семейным делам, с которой я уже встречалась; назначенный судом опекун, который будет выступать от имени Алекса; представитель назначенных судом специальных адвокатов и так далее.

Затем мне показалось, что глаза мистера Ханиуэлла выпучились еще сильнее, чем обычно. Я проследила за его взглядом, направленным к передней части зала, где в это время появилась директриса департамента социальных услуг долины Шенандоа Нэнси Демент. На ней был пиджак крикливой расцветки, а на плечах — эполеты. Лицо ее, казалось, было полностью зашпаклевано косметикой.

— Что она здесь делает? — пробормотал он как бы про себя. Затем, уже не смотря в ту часть зала, начал: — А это…

— Нэнси Демент. Я знаю. Разве в том, что она здесь, есть что-то необычное?

— Давно она тут не появлялась. По крайней мере с тех пор, как получила управленческую должность, — сказал он. Морщины на его лице, казалось, стали глубже.