Рик Рид - Одержимый

В вестибюле мотеля, принадлежащего Ассоциации молодых христиан, Ник попросил регистрационный журнал — ему, мол, надо найти парня, который когда-то работал на него, и предложить ему новую работу...

Джо зарегистрировался под тем же именем: Алекс Уотерс. Он жил в комнате № 712. Теперь Ник мог выяснить, что же, в конце концов, происходит.

Острые ногти Марго покрыты красным лаком. Они вонзаются в его запястье и с силой тянут его руку вниз по бежевой простыне, край которой свисает с кровати его родителей. Джо смотрит на сестру, его глаза — как у загнанного зверя. Он чувствует, что ее ногти вонзаются все глубже и прокалывают кожу. При виде крови, бегущей по его руке, в глазах Марго вспыхивает радость. Она берет нейлоновый шнур и привязывает его руку к ножке кровати. Вторая его рука уже привязана к другой ножке.

Отец сидит в ногах кровати, держи Джо за лодыжки. Джо смотрит на голого отца, на его торчащий кверху член.

— Нет, — слабо шепчет Джо. Но пощады не будет.

— Теперь ты можешь идти, — говорит отец, оборачиваясь к Марго.

— Но я хочу посмотреть.

— Давай, выметайся отсюда!

Обиженная Марго поднимается с кровати и идет к двери. Она оглядывается через плечо на Джо и смеется.

— Дождался? — говорит она. — Теперь ты попробуешь все то, что я уже пробовала. Приятно повеселиться! — Смеясь, она выходит из комнаты.

— Давай расслабься, Джо. Это не будет больно, если ты не станешь трепыхаться.

Джо рвет ногтями простыню, когда видит каплю слюны, упавшую изо рта отца на его пенис. Отец поднимает глаза, и Джо кажется, что он уже умер. Отец закидывает ноги Джо себе на плечи. Джо закрывает глаза и сильно закусывает нижнюю губу, от острой боли ему хочется кричать. Его словно жжет огнем. Он до крови закусывает губу, и вкус теплой крови чуть-чуть взбадривает его. Глаза Джо плотно закрыты, он не хочет видеть насилующего его отца, не хочет видеть жирный волосатый живот над своими мальчишескими бедрами.

Боль немного утихает, и Джо ловит себя на том, что воспринимает звуки радио, доносящиеся снизу. Мать слушает западную областную станцию, это ее постоянный кухонный компаньон. Лоррета Линн поет арию из оперетты «Дочь рудокопа». Джо чувствует запах пекущегося хлеба и отчетливо представляет себе мать: на ней фартук, она наклоняется и ставит сковородку из нержавеющей стали в духовку. Почему же она не придет мне на помощь? — думает Джо.

Джо ощущает теплую влагу, изливающуюся вместе со стонами отца. Отец вытаскивает член, и ноги Джо падают на кровать. Отец их похлопывает.

— Ты хороший мальчик, — говорит он.

Около двери отец останавливается и зовет Марго. Сестра входит в спальню.

— Уберись здесь, понятно? — говорит ей отец.

Затем он исчезает, хлопает дверь ванной. Марго подходит, на ее лице улыбка. Она смотрит сверху вниз на Джо, которому хочется плакать, но слез почему-то нет.

— Глупый! Подумаешь, стоило переживать, — говорит Марго. Она морщит нос и принюхивается. — Здесь воняет! Говном! — Она хихикает.

Джо смотрит вниз и видит на бежевых простынях, под ягодицами, небольшую круглую лужицу крови.

Почему, ну почему никто не хочет прийти ему на помощь?..

Джо очнулся от тяжелого забытья. Подушка под головой сплющилась и пропахла потом. Он поднял голову с влажной подушки и окинул взглядом небольшую комнату. Во тьме, казалось, мелькали какие-то тени. Он сел и попробовал успокоиться — он же не в доме родителей, а в мотеле. Переехал сюда сегодня днем.

Джо вскочил и включил верхний свет.

Он мучительно хотел крови.

Ник Мон-Пьер отложил номер «Санди таймс» и поднял голову. Ему удалось вычислить, в какой комнате живет Джо. Ник ожидал весь день, и теперь, в сумерках, беспокоился, не ушел ли Джо по пожарной лестнице. В этом случае выследить его не удастся, и Ник ничего не сможет выяснить для Энн.

А ему так хотелось угодить ей...

Встав с постели, Джо посмотрел на себя в зеркало. Его потное лицо было покрыто трехдневной щетиной. Это его не беспокоило. Ничто больше не имело значения.

Джо взглянул на свой плащ, лежавший на полу. Любезные чикагские таксисты забрызгали его грязью. Впрочем, это не слишком сильно его испортило — он и так был грязным, мятым и вообще каким-то мерзким.

О Боже, что я с собой сделал?

Джо поднял плащ и прижал его к себе, как бы обнимая свою прежнюю жизнь. Теперь она ушла, подумал он, и ничто не имеет значения.

Тот, каким я был раньше, ушел безвозвратно. Теперь я совсем другой...