Юрий Бригадир - Не жить

Но потом я немного отстал, когда медведя рассматривали. Как раз уже у внучки пирожок отнял к тому времени и карман у дедушки-ветерана подчистую выгреб. Он с этой внучкой-личинкой топтыгина морковкой кормил. Хотел, вернее.

Потому что не ел мишка, не пил и не кривлялся. В своей клетке, которая была чуть больше, чем он сам, он угрюмо топтался-маялся. Шаг влево, шаг вправо. И огромная, с таз, голова тоже – вправо, влево. Много тысяч раз. Много тысяч неубитых людей, которые заперли его и никогда больше не выпустят.

Мимо будут проходить девушки с парнями, у них будут рождаться деточки, потом эти деточки подрастут и придут смотреть на неуклюжего мишку, обреченного на пожизненное заключение. И может быть, когда-нибудь слишком беспечный папа перекинет ребенка за первое заграждение и поставит его перед основной клеткой… Может быть, тогда вспыхнет безумным радостным светом желтый глаз у топтыгина и огромная лапа размозжит ему голову.

Ну так не хрен заходить за ограждение – написано же.

Я смотрел на него тогда, на медведя, и видел этот адский огонь в глазах. Он никогда не потухнет. Потому что мы произошли от общего с обезьяной, а еще раньше – от общего с медведем, а еще раньше – от общего с бесами предка. Этот предок называется «эволюция», и он сильнее всех остальных чертей и ангелов на земле вместе взятых.

Тысячи дней вот так вот топтаться и ждать, когда появится перед тобой твоя жертва. Некоторым медведям так и не удается отомстить за себя. И они передают жажду крови своим медвежатам.

Сейчас где-то так же топчется-мается или уже бессильно лежит Гиреев и репетирует все муки ада, которым он бы меня подверг. Да брось ты, Влад. Ты никогда не вырвешься из своей клетки. Я слишком умен, и я отлично знаю, что такое эволюция…

Внизу у меня очень хороший и очень продуманный спортивный зальчик. Одна стойка с гантелями, вторая стоечка со штангами. Груша и мешок для отработки ударов. Мишень для стрельбы из пневматики и огромный комплексный тренажер, насчет которого я, когда покупал, могу сразу сказать – пожадничал. Не в смысле денег, а в смысле функций. Ибо в нем столько всего, что освоил я его едва на четверть, и нет никакой надежды, что осилю наполовину.

Хотел лечь сначала, трицепсы покачать, но передумал. Снял две гантели по шестнадцать и на бицепс три подхода по двадцать отработал. Потом руки стряхнул, походил, ящик на стене с пневматикой открыл, взял пистолет потяжелее, выдохнул и с ходу восемь из десяти в свой любимый черный кружок выстрелил. Положил пистолет на место и пошел в душ.

Это не тренировка, конечно, но хоть как-то развеялся.

После душа сел за компьютеры.

Восемнадцать градусов по Цельсию. Вполне рабочая температура. Когда полгода устанавливали систему контроля в моем кабинете, я настоял врезать жидкокристаллический цветной сенсорный дисплей управления прямо в стол, слева. Стол было немного жаль, столешница из тяжелого черного дерева стоила безумных денег, но зато все было под рукой. Усилие нажатия было почти невесомым, и я даже не сразу это осознал. Давил с тем же усердием, как на обычной механической клавиатуре, отчего дисплей прогибался и появлялось пятно. Оно, конечно, тут же исчезало. Несколько раз поймав себя на этом, я, наконец, приучил себя к легкому, почти эротическому прикосновению. А уже через неделю нечаянный свидетель (та же Настя, например) могла видеть лишь невесомый перебор пальцами, похожий на отвлекающий жест фокусника. Сенсорный дисплей управлял не только кондиционером. Откликалась практически вся аппаратура кабинета, включая даже жалюзи и шторы. Прямо под дисплеем, на изнанке столешницы совсем незаметно дремал маленький браунинг. Как говорится, на всякий случай.

Еще на огромном столе мирно проживали два компьютерных монитора – один на двадцать четыре дюйма и один на семнадцать. На второй я, как правило, убирал служебную информацию, панели инструментов и прочий вспомогательный мусор. На первом открывал в полный экран либо текст, либо изображение, либо видео.

Сейчас оба монитора показывали утонувшие часы. Самые обычные открытые карманные часы, хоть и под слоем воды, но честно отсчитывающие секунды. Сверху проплывали осенние листья. Скринсейвер выглядел очень натурально и вполне успокаивал. Я шевельнул мышкой, и показался рабочий стол Windows.

Смонтировав зашифрованный диск PGP, я открыл спрятанные там папки с фотографиями семьи Гиреева и лениво запустил слайд-шоу.

Крутясь на кресле, я снова задумался…