Брет Эллис - Американский психопат [Литрес]

– Некоторые рождаются пофигистами, – улыбается Фаррелл, пожимая плечами.

Я смеюсь, потому что Фаррелл уж точно никакой не пофигист, и Прайс укоризненно на меня смотрит и говорит:

– Кстати, Бэйтмен… а ты чего, блядь, такой радостный?

Теперь уже я пожимаю плечами и говорю:

– Я по жизни просто счастливый турист, – и добавляю, вспомнив, цитируя брата: – Я при деньгах и нос в кокаине, вот такой вот рок-н-ролл.

– Будь таким, каким хочешь и можешь быть, – добавляет кто-то.

– Нет, ребята. – Прайс никак не уймется. – Вы посмотрите, – пытается он оценить ситуацию рационально. – Он ведь строит из себя этакого безобидного чудаковатого старикашку. Но внутри… – Он умолкает. Мне вдруг становится интересно, что он скажет дальше. – Внутри… – Прайс не может закончить фразу, не может добавить три правильных слова: мне все равно. Он меня разочаровывает, но в то же время я искренне за него рад.

– Внутри? Что внутри? – говорит Крейг со скучающим видом. – Ты не поверишь, но мы тебя слушаем. Продолжай.

– Бэйтмен, – говорит Прайс, немного смягчившись, – а ты что думаешь?

Я поднимаю глаза, улыбаюсь и ничего не говорю. Где-то – может быть, в телевизоре? – играет гимн. С чего бы вдруг? Я не знаю. Может быть, перед рекламным блоком. Завтра в «Шоу Патти Винтерс» – вышибалы из клуба «Нелль»: где-то они теперь? Я вздыхаю и пожимаю плечами. Мне все равно.

– Хороший ответ, – хмыкает Прайс и добавляет: – Ты просто псих ненормальный.

– Это – самая ценная информация, которую я слышу с… – Я смотрю на свой новый застрахованный золотой Rolex. – Это Макдермотт, что ли, заказал всем сухого пива? Господи, я хочу виски.

Макдермотт ухмыляется и рявкает:

– Милая крошка, стройные ножки. Длинная шейка и все дела.

– Очень культурно, – кивает Гудрич.

Найджел Моррисон, весь из себя утонченный, стильный англичанин, подходит к нашему столику; в петлице его пиджака от Paul Smith – цветок. Но он не может задержаться надолго, потому что ему надо встретиться в «Дельмонико» с друзьями, Иэном и Люси, которые тоже англичане. Он практически сразу уходит, и я слышу, как кто-то фыркает:

– Найджел. Паштет из животного.

– Послушайте, – говорит еще кто-то, – кто-нибудь вообще в курсе, что пещерные люди получали больше клетчатки, чем мы?

– А кто занимается счетами Фишера?

– Фишер – это фигня. Вот Шепард – это да.

– Не Дэвид Монроу? Тот еще прожигатель жизни.

– О господи.

– Да ради бога.

– …худой и желчный…

– А что я с этого буду иметь?

– Какой Шепард, который актер? Или счета Шепарда?

– Богатые люди с дешевыми стереосистемами.

– Нет, девушки, которые пьют наравне с мужиками.

– …мудозвон как он есть…

– Прикурить? Симпатичные спички.

– А что я с этого буду иметь?

– …бла-бла-бла…

По-моему, это я сказал:

– Мне надо вернуть кассеты в видеопрокат.

Кто-то уже достал сотовый телефон Minolta и вызвал такси. Я не прислушиваюсь к разговору у нас за столиком, я наблюдаю за парнем – точь-в-точь Маркус Холберстам, – который расплачивается и собирается уходить, а потом кто-то спрашивает ни с того ни с сего: «Но почему?» — и, хотя я очень горжусь тем, что мне удается сохранять хладнокровие, и не дергаться, и соответствовать тому, что окружающие думают обо мне, я слышу вопрос и машинально его осмысливаю: «Почему?» — и машинально же отвечаю, от фонаря, без всякой причины, я открываю рот, и слова текут сами собой, такой вот итог для идиотов:

– Ну, хотя я знаю, что должен был сделать это, и зря я этого не сделал, но мне уже двадцать семь, а это… жизнь, какой она кажется в барах и клубах Нью-Йорка, а может быть, и не только Нью-Йорка, а вообще везде, в конце нашего века… и так, как мне кажется, ведут себя люди… это и значит быть собой, быть Патриком, так что… в общем…

Я умолкаю, вздыхаю, слегка пожимаю плечами и снова вздыхаю, а над одной из дверей, занавешенной красной бархатной шторкой, висит табличка, на которой написано красными буквами в тон занавеске: «ЭТО НЕ ВЫХОД».

И вот все развалилось, / Но никому не было дела (And as things fell apart / Nobody paid much attention). – Из песни «(Nothing But) Flowers» с последнего альбома группы Talking Heads «Naked» (1988).

«Отверженные» – мегапопулярный мюзикл Клод-Мишеля Шёнберга по мотивам одноименного романа Виктора Гюго; первая парижская постановка – 1980 г., лондонская – 1985 г., бродвейская – 1987 г.

«Be My Baby» (1963) – песня Джеффа Барри, Элли Гринвич и Фила Спектора, суперхит девичьего вокального трио Ronettes и один из самых успешных примеров знаменитой спекторовской «стены звука». В конце 1980-х гг. снова стала очень популярной, будучи использована в фильме «Грязные танцы» (1987).