Лиза Гарднер - Час убийства

Кимберли отчаянно хотела добиться своего. Она была сильной Кимберли с холодными голубыми глазами, как у отца. Была умной Кимберли, ставшей в двадцать один год бакалавром психологии и в двадцать два магистром криминологии. Была целеустремленной Кимберли, твердо настроенной радоваться жизни даже после того, что произошло с ее сестрой и матерью.

Она была скандально известной Кимберли, самой младшей на курсе, и о ней все шептались в коридорах. «Знаешь, кто ее отец, так ведь? Как жаль ее семью. Я слышал, убийца чуть не прикончил и ее. Она хладнокровно застрелила его…»

Сокурсники Кимберли делали много записей на ожидаемых с нетерпением занятиях по составлению психологического портрета. Она ничего не записывала.

Кимберли спустилась на первый этаж. Увидела в коридоре группу болтающих и смеющихся людей в зеленых рубашках — курсанты Национальной академии закончили занятия и наверняка шли в столовую выпить холодного пива. Затем появились синие рубашки, бурно разговаривающие о чем-то. Начинающие агенты тоже закончили занятия и теперь спешили в кафетерии перекусить, перед тем как засесть за книги, отправиться на спортплощадку или в спортзал. Может быть, они наставляли друг друга: бывшие юристы в законах, бывшие морские пехотинцы в огневой подготовке. Начинающие агенты всегда были готовы помочь один другому. Если позволять им.

Кимберли вышла наружу. Жара обрушилась на нее словно удар. Она пошла кратчайшим путем к слегка затененной деревьями спортплощадке и начала бегать.

Боль, Страдание, Мука! — гласили таблички на деревьях у беговой дорожки. — Принимай это. Люби это!

— Принимаю, люблю, — выдыхала Кимберли.

Ее измученное тело протестовало. Грудь сдавливало болью. Она продолжала бег. «Когда все вокруг рухнуло, продолжай двигаться. Выноси одну ногу вперед другой. Новая боль налагается на старую».

Кимберли хорошо знала этот урок. Усвоила его шесть лет назад, когда ее сестра была мертва, мать убита, и она стояла в номере отеля в Портленде, штат Орегон, а дуло пистолета было прижато к ее лбу словно губы любовника в поцелуе.

Едва двадцатилетняя Тина Крэн вышла за дверь своей удушливо-жаркой квартиры, зазвонил телефон. Она вернулась на кухню и ответила раздраженным «алло», утирая пот с затылка. Господи, до чего ж невыносимая жара! Уровень влажности поднялся в воскресенье и не собирался опускаться. Тина только что приняла душ, но ее зеленое платье без рукавов уже липло к телу, по груди струился пот.

Полчаса назад они с Бетси, соседкой по комнате, решили отправиться куда угодно, только бы уйти отсюда. Бетси пошла к машине. Тина дошла до двери, и вот на тебе.

На другом конце провода была мать. Тина поморщилась словно от боли.

— Привет, ма, — сказала она с деланным оживлением. — Как дела?

Взгляд ее обратился к двери. Хоть бы Бетси вернулась, она могла бы жестом показать подруге, что ей нужна еще минута. Увы, та не возвращалась. Тина беспокойно постукивала ногой об пол и радовалась, что мать за тысячу миль, в Миннесоте, и не видит виноватого выражения ее лица.

— Собственно, я уже выходила. Да, вторник. Ма, разные только часовые пояса, не дни.

Это вызвало резкий упрек. Тина взяла с кухонного стола салфетку и провела ею по лбу, салфетка тут же промокла, и она раздраженно тряхнула головой. Провела пальцами по верхней губе.

— Само собой, завтра у меня занятия. Мы не собирались напиваться до одури, ма.

Вообще Тина редко пила что-то крепче чая со льдом. Но мать ей не верила. Тина уехала в колледж — черт возьми! — и мать сочла, что она выбрала жизнь в грехе. В студенческих городках пьянствуют, знаете ли. И блудят.

— Ма, я не знаю, куда поедем. Только… отсюда. На этой неделе тут… как будто тысяча градусов. Надо найти какое-нибудь место с кондиционером, пока мы не самовоспламенились.

Просто необходимо, Господи!

Мать забеспокоилась. Тина подняли руку, пытаясь оборвать тираду до того, как она начнется.

— Нет, это не в буквальном смысле. Право же, ма, у меня все хорошо. Только жарко. Я потерплю жару. Но занятия на летних курсах идут отлично. Работа замечательная…

Голос матери стал резче.

— Я работаю всего двадцать часов в неделю. Конечно, сосредоточена на занятиях. Честное слово, все хорошо. Клянусь.

Последнее слово прозвучало слишком громко. Тина снова поморщилась. Что это с матерями и их внутренними радарами? Не нужно было возвращаться к телефону. Она взяла другую салфетку и промокнула все лицо. Теперь Тина не знала, потеет ли только от жары или и от нервозности.