Лиза Гарднер - Опасное положение

В одиннадцать лет я узнала, что у боли есть вкус. И у каждого он свой.

Сегодня моя боль отдавала апельсинами. Мы ужинали в «Скампо». Угловой столик. Фешенебельная улица за окном. Ненавязчивые официанты молчаливо разливают шампанское. Три фужера для меня. Два для мужа. На белоснежной льняной скатерти – тарелки со свежей выпечкой и моцареллой. Чуть позже подадут домашнюю лапшу с горошком, обжаренной панчеттой и легким сливочным соусом. Любимое блюдо Джастина. Первый раз он попробовал его лет двадцать назад, когда был по делам в Италии, и с тех пор обязательно заказывал в хороших итальянских ресторанах.

Я отпила шампанского, поставила фужер и посмотрела на мужа.

Он улыбнулся. Лучики морщинок разошлись от уголков глаз. Короткие русые волосы серебрились на висках, но Джастину это шло. Он с небрежной элегантностью умудрялся сочетать потертые рабочие ботинки и дорогие классические рубашки. Стоило ему появиться в каком-нибудь баре, и женщины невольно оборачивались. Впрочем, мужчины тоже – оценивали соперника.

– Не хочешь есть? – спросил муж.

– Подожду, когда лапшу принесут.

Он опять улыбнулся, и я мысленно перенеслась на белый песчаный пляж, почувствовала солоноватый бриз. Второе утро нашего медового месяца. Мы не выходили из бунгало, нежась в мягких хлопковых простынях. Джастин кормил меня апельсинами, и я аккуратно слизывала липкий сок с его мозолистых пальцев.

Пригубив шампанское еще раз, я задержала его во рту и сосредоточилась на пузырьках, щекочущих нёбо.

Я боялась, что она красивее меня, интереснее, лучше в постели. Взвешивала и другие причины, но объяснения не нашла. Мужчины не могут не изменять. Если есть возможность, они ею пользуются. В каком-то смысле последние полгода нашего брака – самый рядовой случай.

Очередной глоток шампанского опять оставил апельсиновое послевкусие.

Джастин расправился с моцареллой, тоже выпил и рассеянно поменял местами столовые приборы.

В двадцать семь лет он унаследовал строительную компанию отца с оборотом в двадцать пять миллионов долларов. Дела шли хорошо, но Джастин не хотел останавливаться. К тридцати четырем годам – когда мы познакомились – он увеличил оборот до пятидесяти миллионов и в ближайшие пару лет собирался подняться до семидесяти пяти. Дело свое он знал отлично, начиная от инженерных коммуникаций и заканчивая отделочными материалами. При этом не отсиживался в кабинете. Первым выезжал на объект и последним возвращался оттуда. Всегда на передовой – вместе с рабочими, подрядчиками.

Его мужская природа покорила меня с самого начала. Джастин чувствовал себя уверенно и в зале совещаний, и на баскетбольной площадке. И с оружием управлялся играючи.

Наши первые свидания прошли в тире. Он учил меня стрелять из мелкокалиберного пистолета. Обнимая сзади, показывал, как обхватывать рукоять, наводить ствол, целиться. Я вздрагивала от каждого выстрела даже в наушниках и сперва попадала в пол или в нижний край мишени. Джастин терпеливо наклонялся ко мне, поправлял захват и, жарко дыша в затылок, объяснял, что не так.

Иногда мы очнуться не успевали, как уже срывали одежду друг с друга в туалете тира. Или на заднем сиденье его внедорожника. Там же, на парковке. Джастин до боли впивался пальцами мне в бедра и настойчиво задавал нетерпеливый, жадный ритм. Я подчинялась, не помня себя от запаха оружия, настоящей мужской силы и желания.

Соль. Порох. Апельсины.

Джастин извинился и отошел в уборную.

Я перемешала лапшу на тарелке, чтобы казалось, будто я ела. Открыла сумочку под столом, вытряхнула на руку четыре белые таблетки, отправила их в рот, запив водой, и опять подняла фужер с шампанским.

К главному событию вечера я приготовилась.

Пять минут на машине, и мы подъехали к дому – особняку, который Джастин купил, как только подтвердилось, что я беременна. Из кабинета врача муж отправился прямиком в бюро недвижимости и, договорившись о покупке, привез меня посмотреть трофей. Такое своеволие меня не смутило. Наоборот, я прошлась по всем пяти этажам и пришла в полный восторг от шикарных деревянных полов и недосягаемых потолков с резным багетом.

Вот что значили пять миллионов долларов. Дом на окаймленной деревьями Мальборо-стрит, залитые солнцем комнаты, чудесная терраса на крыше. А сам район! Красивые здания из красного кирпича, отреставрированные и дружно стоящие бок о бок. До парка рукой подать, и аристократическая Ньюбери-стрит всего в паре кварталов. Район, где самые бедные ездили на «саабах», няни говорили с французским акцентом, а в частную школу записывали с пеленок.