Лесли Каген - Насвистывая в темноте

Я толком и не поняла, кем был тот человек, нашедший на берегу лагуны мертвую Сару Хейнеманн. Но это точно Вилли О’Хара рассказал нам, как она мирно лежала в траве между старыми лодками, которые за доллар сдают напрокат вместе с веслами, если кому вздумается порыбачить. Сара лежала голая, только розовые трусики затянуты вокруг шеи, как бант. И еще на голове у Сары не хватало пары светлых локонов, кто-то их срезал — в точности как у Джуни Пяцковски прошлым летом.

Не верилось, чтобы на нашей Влит-стрит могло случиться такое. Но папа всегда говорил: «Иногда происходит такое, чего ты совсем не ждешь». Такое, что может перевернуть всю жизнь. И он был прав, да еще как. Ведь после того, как Сару нашли мертвой, стало казаться, будто наши вечерние игры в «красный свет, зеленый свет», парады Четвертого июля и даже бултыхание в Медовой протоке в те жаркие дни, когда от солнца закручиваются волоски на шее, — все это отошло в славное прошлое, о котором вечно твердит бабуля. Потому что одна мертвая девочка — плохо. А уж две… Тут все начали прикидывать, кто же следующая. Только я не гадала. Чего тут гадать, следующая — я.

Это произошло летом пятьдесят девятого. Тем летом мне было десять. Тем летом на Влит-стрит люди начали запирать двери своих домов.

В то утро, когда мама сказала нам, что больна, мы с Тру валялись в иссушенной солнцем траве, принюхивались к запаху отбеливателя от хлопавшего на веревке белья и готовились сыграть с ней в «Фамилии».

— Важно, чтобы вы научились понимать, с кем имеете дело, чего ждать от человека, — сказала мама, вытягивая из бельевой корзины очередную простыню. — Не забывайте, в городе — они там совсем другие.

А как тут забудешь? Она не меньше ста миллионов раз повторила это с прошлого лета, когда мы переехали на верхний этаж дома на Влит-стрит. «Мы» — это наша мама и три ее дочки. Наверное, надо посчитать еще и Холла, это будет благим делом. Холл — мамин муж. Третий ее муж.

Нашего папу мы с Тру любили больше, чем Холла, но папа погиб в аварии, когда ехал домой после игры «Милуоки Брейвс» [1] «Милуоки Брейвс» (Milwakee Braves) — профессиональный бейсбольный клуб (1953–1965); с 1966 г. — «Атланта Брейвс». — Здесь и далее примеч. ред. с дядюшкой Полом; тот вылетел сквозь лобовое стекло и расшиб голову о пожарный гидрант, так что теперь дядя живет у нашей бабули на 59-й улице. На похоронах кто-то назвал папу «буйным». Я не знала, что это значит, и на следующий день поглядела в толстенном словаре, который мне выдали в библиотеке. «Буйный» — прилагательное, оно значит «цветущий» и «пышный». Тот дядька оказался прав. Мой папа и вправду был буйным. Буйство из него так и перло. Прямо как тот торт, у которого и начинка шоколадная, и глазурь сверху тоже шоколадная.

Хорошенько встряхнув мокрую простыню, мама сказала:

— Понять, чего ждать от человека, можно, например, если угадаете, из какой страны он родом. Правильно? Почти все, что вам нужно знать о человеке, подскажет его фамилия.

Мы с Тру тихонечко заныли, потому что игра успела приесться, от нее радости как от занозы под ногтем, да только наша мама обожала играть в «Фамилии» — похлеще, чем в китайские шашки.

— Живее, у меня еще полно дел. — Мама оглянулась через плечо и окатила нас взглядом из серии «ну, и кто наделал на ковер?», так что Тру быстренько выпалила:

— Бюшам!

Выглядела Тру классно. Рыжие волнистые волосы до плеч и немного веснушек вокруг носа. А еще у нее были голубые глаза, как небо, которое будто едва проснулось утром и еще не успело стать того же цвета, что и джинсы, как то происходит ближе к вечеру. Тру совсем худышка, только губы у нее пухлые, из-за них она вечно выглядит так, будто дуется, но вообще-то она часто ходит надутая. Еще у нее длинные пальцы; такими удобно играть на пианино, которое купили по случаю, и оно теперь стоит у нас в гостиной. Мама говорила, пианино придает дому шик, а бабуля как-то шепнула мне, что вся эта история с пианино выставляет ее дочь воображалой. Мама выросла всего в нескольких кварталах от того места, где мы теперь живем, как раз через улицу от пекарни «Хорошее настроение», там такое классное шоколадное печенье пекут! (По правде, бабуля сказала другое, вечно она так выражается: «Хелен могла б уже понять — из собачьего хвоста сито не сплетешь».)

Мама приставила ладонь к уху, так что Тру крикнула погромче:

— Бюшам!