Рэймонд Чандлер - Китайский жадеит

Быстрыми, точными, грациозными движениями руки эти исполняли какой-то замысловатый танец, который мог означать и очень многое, и ничего; это было похоже на греческий сиртаки в исполнении членов Юношеской Лиги или на кольца рождественской ленты, сплетающиеся и расплетающиеся на полу – как вам больше нравится.

Могучая челюсть индейца все так же покоилась на его могучей груди, а глаза медленно-медленно, как у жабы, начали закрываться.

– Я мог бы загипнотизировать его и без всего этого представления, – мягко проговорил Сукесян. – Это просто часть шоу.

– Ага. – Я не сводил глаз с его крепкой, худой шеи.

– Ну вот, теперь нужно что-нибудь, до чего дотрагивался Линдли Пол, – сказал он. – Эта карточка подойдет.

Он бесшумно поднялся, подошел к индейцу и, плотно прижав ко лбу, засунул карточку за его головную повязку. Потом вернулся и сел на место.

Он начал тихо, напевно бормотать что-то на незнакомом мне гортанном языке. Я по-прежнему не сводил глаз с его горла.

Индеец вдруг заговорил. Он произносил слова очень медленно, с видимым усилием выдавливая их из-за неподвижных губ, словно это были не слова, а тяжелые камни, которые ему нужно было под палящим солнцем втащить на гору.

– Линдли Пол плохой человек. Делать любовь со скво белого вождя. Вождь очень сердиться. Вождь велеть украсть ожерелье. Линдли Пол надо вернуть его назад, Плохой человек убивать. Грррр-р.

Сукесян хлопнул в ладоши, и голова индейца дернулась. Маленькие черные глазки без век тотчас открылись. Сукесян взглянул на меня без всякого выражения на своем красивом лице.

– Потрясающе! – воскликнул я. – И главное, ни капли дешевого циркового эффекта. – Я махнул большим пальцем в сторону индейца. – Этот парнишка малость тяжеловат, чтобы сидеть у вас на коленях, а? Ей-богу, я не видал хорошего чревовещателя лет сто, с тех пор как хористки перестали носить подвязки.

По лицу Сукесяна пробежала едва заметная улыбка.

– Я следил за вашими горловыми мускулами, – сказал я. – Но это не важно. Главное, я понял вашу мысль. Пол отирался возле чьей-то жены. Этот кто-то оказался достаточно ревнивым, чтобы убрать его с дороги Что же, как теория это совсем неплохо. Потому что она вряд ли надевала это жадеитовое ожерелье каждый день, и кто-то должен был заранее знать, что оно будет на ней тем вечером, когда ее остановили налетчики. Муж как раз должен был быть в курсе.

– Вполне возможно, – сказал Сукесян. – Но раз они не убили вас, то, по-видимому, в их планы не входило убивать и Линдли Пола. Они просто хотели избить его до потери сознания.

– Ага, – сказал я. – Но тут у меня возникла еще одна идея. Мне надо было сообразить это раньше. Если Линдли Пол действительно боялся кого-то и хотел оставить сообщение, то он мог и вправду написать что-то на этих карточках – невидимыми чернилами.

Это, наконец, проняло его. Улыбка не сошла с его лица, но в уголках рта собралось заметно больше, чем раньше, морщинок. Впрочем, для наблюдений у меня было слишком мало времени.

Свет внутри мелочно-белого шара внезапно погас. В тот же миг комната погрузилась в такую кромешную тьму, что хоть глаз выколи. Я не видел собственной руки. Пнув назад свою табуретку, я выхватил пистолет и начал потихоньку пятиться к стене.

Ни звука. Потом – неуловимое движение воздуха, и в нос мне ударил сильный земляной запах. Господи, как это было жутко. С предельной точностью рассчитав время и расстояние, что было почти невероятно в этом непроницаемом мраке, индеец нанес мне удар сзади и тут же железной хваткой схватил за локти и начал поднимать меня в воздух. Я мог выдернуть руку и выпалить наугад вперед – веером. Но я не стал и пытаться. Какой в этом был смысл?

Индеец поднял меня в воздух, двумя руками прижимая мои локти к моим бокам; ощущение было такое, словно меня поднял подъемный кран. Потом он резко швырнул меня на землю и, схватив за запястья, начал выкручивать их у меня за спиной. Колено, твердое и тяжелое, как гранитный пьедестал, чуть не раскрошило мне копчик. Я пытался закричать, но крик застрял у меня в глотке и никак не мог вырваться наружу.

Резким рывком индеец швырнул меня в сторону, сжав мои ноги своими, и связал меня узлом. Я, придавленный его весом, больно стукнулся об пол.

Пистолет все еще был при мне. Индеец про него не знал. Во всяком случае, вел он себя так, словно не знал. Пистолет был зажат между нами, и я начал высвобождать руку, чтобы дотянуться до него.

Тут снова вспыхнул свет.