Рэймонд Чандлер: Карандаш

Я подтолкнул его к дверям кабинета, а затем – к креслу. Налил в бумажный стаканчик виски и поставил перед ним. Потом взял его 38-й, вытащил магазин и высыпал патроны в ящик стола. Засунул магазин на место и положил пистолет на стол.

– Заберешь, когда будешь уходить, – если будешь, конечно. Ну, так как ты сюда попал?

– Так я тебе и сказал.

– Не будь идиотом. У меня много друзей, и я вполне могу привлечь тебя за вооруженное вторжение. Сам понимаешь, такого тебе не простят. Так кто тебя послал и зачем?

– Икки на крючке, – хмуро сказал гангстер. – Он полный лопух. Я спокойно шел за ним прямо до твоей квартиры. А чего это он поперся к частному детективу? Наверху этим заинтересовались.

Я поднялся с кресла, и он выставил руку перед собой.

– Если шлепнешь меня, сюда явятся профессионалы. А козырей особых у тебя на руках нет.

– Тебе нечего сказать хозяевам. Если Икки и был у меня, ты не знаешь, по какой причине, и уж тем более не знаешь, взялся я за его проблему или нет. Что вы так навалились на этого Икки, чем он так уж виноват?

– Думаешь, ты такой крутой, да? – прошипел он, держась за то место, где пять минут назад было мое колено. – В моей команде ты бы приза не взял.

Я рассмеялся. Потом взял его за правое запястье и выкрутил руку за спину. Он заскрежетал зубами. Левой рукой я залез во внутренний карман его пиджака и достал портмоне. Там лежали водительские права на имя Чарлза Чикона. Это ничего мне не давало. Таких недомерков зовут кличками. Его могли звать Коротышкой, Хиляком или Шибздиком. Я бросил ему кошелек назад.

– Убирайся ко всем чертям. И пушку свою забирай.

У порога он обернулся и посмотрел на меня своими маленькими злыми глазками.

– Прощевай, бодливый. И не таким рога скручивали

Я спокойно поехал домой, упаковал саквояж и отправился в автосервис, где меня хорошо знали. Там оставил свою машину и сел во взятый напрокат «шевроле». На нем добрался до Пойнтер-стрит, занес вещи в снятую комнату и поехал ужинать в ресторан «Виктор». Потом остановился на бульваре Сансет возле бензозаправки и позвонил своему приятелю, главному следователю Берни Оулзу, и предупредил его о возможном покушении на Икки.

Потом позвонил самому Икки.

– Это Марлоу. Cобирайся, в полночь отправляемся. Твои друзья сидят в «Беверли-Вестерн». Где твоя тачка?

– Стоит перед домом.

– Отгони ее на боковую улицу и запри. Где черный ход твоей ночлежки?

– Сзади.

– Оставь чемодан там. Выйдем вместе и пойдем к твоей машине.

– Хорошо, – буркнул он. – Я жду.

На Пойнтер-стрит я оставил машину за углом, поднялся в комнату и, не зажигая света, стал наблюдать за улицей. В дом, где остановился Икки, вошел какой-то тип почти такого же роста; фигурой он тоже смахивал на моего подопечного. Входили и выходили другие люди.

Никого, кто наблюдал бы за домом, я не увидел.

В полночь я вышел на улицу и направился к дому Икки. Черный ход был открыт; я поднялся на третий этаж и постучал. Икки открыл дверь с пистолетом в руке.

– Выходим через парадные двери. Руки держи в карманах, если кто окликнет тебя сзади, поворачивайся и стреляй.

– Я боюсь, – хрипло сказал Икки.

– Я тоже, – хмыкнул я, – но выхода у нас нет.

Мы поставили вещи у черного хода; вокруг не было ни души. Вернулись в дом, прошли вестибюлем до парадного. Никого, улица пустынна.

Нам оставалось только забрать вещи и погрузить их в машину, после чего мы направились в сторону 66-го шоссе. Все вроде прошло без приключений. Я доехал с ним до Помоны.

– Дальше мне ехать смысла нет, – сказал я. – Сяду на обратный автобус или в мотеле переночую.

Он достал портмоне, вытащил из него четыре тысячных купюры и протянул мне.

– Ты не представляешь, во что ты вляпался. Твои беды только начинаются. У мафии везде глаза и уши. Забирай хрусты, у меня их хватает.

Я взял деньги и спрятал в карман. «Мои беды только начинаются», сказал Икки – и, черт возьми, он был прав.

На автостанции «Голливуд» я взял такси и вернулся к себе в контору. Посмотрел почту; в ящике не было ничего – только маленький неподписанный пакетик. В нем лежал свежезаточенный карандаш, гангстерский знак смерти.

Не стоило принимать это близко к сердцу. Если они действительно хотели бы прикончить меня, то не стали бы предупреждать. Это просто рекомендация: с Икки пора завязывать. «Когда мы берем кого-то на карандаш, ему приходится несладко», – вот что означало это послание.

Домой, на Юкка-авеню идти не хотелось, и я решил заночевать на Пойнтер-стрит. Револьвер под подушкой мешал уснуть, поэтому, поерзав полчаса, я переложил его в правую руку.