Рэймонд Чандлер - Сестричка

Они даже не помялись.

Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней.

Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.

– Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.

– С теми сведениями, какими располагаю.

– Но я сказала вам все, что мне известно.

– Не думаю, – ответил я.

– Что вы думаете, – язвительно сказала Орфамэй, – это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?

– Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.

– Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.

– Долго он работал в компании «Кал-Вестерн»?

– Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.

– Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?

– Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письмо были для нас обеих.

– О чем?

– Вы хотите узнать, о чем он писал?

– А что же еще?

– Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.

– А о девушках?

– По-моему, Оррин мало интересовался девушками.

– И он все время жил на одном месте?

Орфамэй недоуменно кивнула.

– Когда он перестал писать?

Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.

– Месяца три-четыре назад, – наконец сказала она.

– Каким числом было датировано последнее письмо?

– Я... я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме...

Я прервал ее взмахом руки.

– Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?

– Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.

– В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?

Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой.

– Нет.

– А где живет ваша сестра Лейла?

– При чем здесь она? – вскипела Орфамэй. – Я ищу своего брата. И я думала, что раз вы – детектив...

– Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.

– Говорить так – не очень-то деликатно, – заявила Орфамэй.

– Все, что я говорю, – неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше трех молитвенников под мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы, почему-то, ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.

Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.

– Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?

Голос ее упал до печального шепота, как у требующего плату вперед гробовщика.

– Насколько мне известно – ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику.

От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.

Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.

– Вы гадкий, отвратительный человек, – гневно заявила она. – Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.

Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.

– Цена ваших волнений – двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.

Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.

– Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.

Я встал и вышел из-за стола.

– Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.

Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.