Рэймонд Чандлер: Долгое прощание

– Не знаю, зачем я это сделала, – произнесла она. – Только, ради бога, не говори, что я женщина, а женщины никогда ничего не знают.

Я налил ей еще бокал шампанского и рассмеялся. Она медленно выпила все до дна, повернулась спиной и упала мне на колени.

– Я устала, – сообщила она. – Теперь тебе придется меня нести.

Потом она заснула.

Утром, когда я встал и сварил кофе, она еще спала. Я принял душ, побрился, оделся. Тут она проснулась. Мы вместе позавтракали. Я вызвал такси и снес вниз по лестнице ее саквояж.

Мы попрощались. Я смотрел вслед такси, пока оно не скрылось. Поднялся по лестнице, вошел в спальню, разбросал всю постель и перестелил ее. На подушке лежал длинный черный волос. В желудке у меня лежал кусок свинца.

У французов есть про это поговорка. У этих сволочей на все есть поговорки, и они всегда правы.

Проститься – это немножко умереть.

Сьюэлл Эндикотт сказал, что будет работать допоздна, и что мне можно забежать около половины восьмого вечера.

У него был угловой кабинет. Синий ковер, резной письменный стол красного дерева, очень старый и, по-видимому, очень дорогой, обычные застекленные полки, на которых стояли юридические книги в горчичных обложках, обычные карикатуры Спая на знаменитых английских судей и большой портрет судьи Оливера Уэнделла Холмса, висевший в одиночестве на южной стене. Кресло Эндикотта было обито черной простеганной кожей. Возле стола стоял открытый секретер, набитый бумагами. В этом кабинете никакие декораторы не резвились. Он был без пиджака, выглядел утомленным, но у него вообще такое лицо. Курил свою безвкусную сигарету. Спущенный узел галстука был в пепле. Мягкие черные волосы растрепаны.

Я сел, и он молча, пристально посмотрел на меня. Потом произнес:

– Ну и упрямый же вы сукин сын. Неужели все еще копаетесь в этой дряни?

– Меня там кое-что беспокоит. Теперь уже можно признаться, что тогда ко мне в тюрьму вас прислал м-р Харлан Поттер?

Он кивнул. Я осторожно дотронулся пальцем до щеки. Все прошло, опухоль спала, но один удар, видимо, повредил нерв. Часть щеки онемела. Я не мог оставить ее в покое. Со временем это должно было пройти.

– И что для поездки в Отатоклан вас временно зачислили в прокуратуру?

– Да, но что об этом вспоминать, Марлоу? Для меня это были важные связи. Может быть, я слегка увлекся.

– Надеюсь, вы их сохранили. Он покачал головой.

– Нет. С этим покончено. М-р Поттер ведет свои дела через юридические фирмы в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Вашингтоне.

– Он, наверное, дико на меня злится – если вообще вспоминает.

Эндикотт улыбнулся.

– Как ни странно, он винит во всем своего зятя, д-ра Лоринга. Такой человек, как Харлан Поттер, должен на кого-то свалить вину. Сам-то он ведь не может ошибаться. Он решил, что если бы Лоринг не выписывал этой женщине опасных лекарств, ничего бы не случилось.

– Он не прав. Вы видели труп Терри Леннокса в Отатоклане?

– Да, видел. В комнатке позади столярной мастерской. У них там морга нет. Столяр и гроб сделал. Тело было холодное как лед. Я видел рану на виске. В том, что это именно он, сомнений не было.

– Я понимаю, м-р Эндикотт, с его внешностью... Но все-таки он был чуть-чуть подгримирован, верно?

– Лицо и руки в темном гриме, волосы выкрашены в черный цвет. Но шрамы все равно были видны. И, конечно, отпечатки пальцев сличили с теми, что остались у него на вещах дома.

– Что у них там за полиция?

– Примитивная. Шеф еле умеет читать и писать. Но про отпечатки пальцев понимал. Жарко там было, знаете. Очень жарко. – Он нахмурился, вынул изо рта сигарету и небрежно бросил в огромный сосуд черного базальта. – Им пришлось взять из гостиницы лед, – добавил он. – Массу льда. – Он снова взглянул на меня. – Там не бальзамируют. Все делается в спешке.

– Вы знаете испанский, м-р Эндикотт?

– Всего несколько слов. Администратор гостиницы мне переводил. – Он улыбнулся. – Этакий щеголь, на вид бандит, но был очень вежлив и расторопен.

Все прошло очень быстро.

– Я получил от Терри письмо. Наверно, м-р Поттер об этом знает. Я сказал его дочери, м-с Лоринг. Показал письмо ей. Туда был вложен портрет Мэдисона.

– Что?

– Купюра в пять тысяч долларов. Он вскинул брови.

– Вот как. Ну что ж, он мог себе это позволить. Его жена, когда они поженились во второй раз, подарила ему добрых четверть миллиона. По-моему, он все равно собирался уехать в Мексику и поселиться там – вне зависимости от того, что произошло. Не знаю, что стало с этими деньгами. Меня в курс не вводили.