Кирилл Казанцев - Бункер разбитых сердец

И вот первый точный удар ломом в то место, которое было подозрительным при простукивании. И сразу же образовалось маленькое отверстие при выпадении куска штукатурки. Михаил еще раз ударил точно туда же. Отверстие увеличилось. И вскоре, после нескольких подобных манипуляций его взору предстала интригующая картина: ровный прямоугольный тоннель в темноту. Небольшой. Где-то двести на триста миллиметров. Отбросив лом, он немедленно включил фонарик и направил туда луч, заглядывая внутрь. Там находилась какая-то полированная вещица, поблескивая инкрустацией из металла и камней. Похоже на шкатулку. Под ней что-то еще непонятное. Кажется, картон или просто бумага. Родин убрал фонарик за пояс и уже без опаски погрузил руку в не особо глубокий тайник. Сначала выудил оттуда шкатулку, переложил в левую руку. Затем извлек то, на чем она покоилась. Оказалось, какая-то книжица без названия в сером картонном переплете. А, нет, вот тут внизу русскими буквами, темными на темной обложке, потому и не сразу увидел надпись «Блокнот».

Родин опустился со стула на пол. Отнес на стол найденное и, словно мазохист, мучая себя любопытством, сначала задвинул на место диван, а уж потом приступил к рассмотрению своей находки. Причем первым делом открыл не шкатулку, а блокнот. Прочитал начальные строки, написанные мелким почерком: «Я, некий гражданин Советского Союза, хочу поведать неизвестно кому свою историю, которую больше не в силах носить в себе»… Михаил полистал дальше. Желтоватые страницы были испещрены этим бисерным чернильным почерком до самого конца. Так, понятно.

Это пока подождет. Отложил блокнот и открыл шкатулку. Внутри оказался женский медальон на розовой атласной ленточке и фотография. Он взял ее в руки, любуясь на юное девичье лицо. Явно не крестьянка. Кокетливая шляпка на кудрявой головке, витые локоны опускаются на открытые плечи, наивный взгляд распахнутых глаз, точеный носик, губы слегка тронуты нежной улыбкой. Просто красавица, не придерешься. Внизу черно-белого снимка оттиск «Крым. 1916 год». С обратной стороны никаких дарственных надписей. Родин опять перевернул фотоснимок и снова залюбовался изображенной на нем девушкой. Почти девочкой. Даже на его Дашку чем-то похожа. Интересно, кто она? Кем приходилась тому, кто ее сюда спрятал?

Возможно, об этом он сумеет узнать как раз вот из этого дневника.

Вложив фотографию в блокнот, сунул к себе в нагрудный карман. Еще раз покрутил шкатулку, ровным счетом не понимая, представляет ли она и этот медальон какую-то материальную ценность. Затем сфотографировал эти вещицы поочередно на телефон и убрал на место, завесив, как и было, портретом Владимира Ильича. Пусть с этим потом разбираются антиквары.

Покинув бункер, Родин поспешил к своему рабочему месту, включил настольную лампу и, закурив, открыл блокнот.

Начальные страницы читались легко. Автор старательно выводил буквы. Наверное, много размышлял над каждым словом. Но вот после почерк стал очень неразборчив. Мало того что мелкий, да еще и корявый. Многие слова идут в сокращенном варианте. Явно сочинитель заторопился, обуреваемый своими воспоминаниями. Как будто боялся что-то пропустить. И Михаилу приходилось напрягать зрение и перечитывать кое-что по нескольку раз. Кроме того, в тексте встречалось довольно много орфографических ошибок, не соблюдались знаки препинания, да и стиль далеко не высокохудожественный. Было сразу понятно, что это не литературное произведение, а личный дневник этого самого гражданина Советского Союза, пожелавшего для всех остаться неизвестным. То ли боялся быть узнанным, то ли стыдился себя самого, не называя своего имени. Даже в конце не поставил подписи. Это Михаил сразу проверил. Но до конца было далеко. Потребовалось довольно много времени, чтобы осилить с десяток листов. И чем больше он узнавал об этом гражданине, тем неприятнее он становился, нещадно критикуя себя самого и восхваляя некую Анну – девушку дворянского сословия. Скорее всего, это она изображена на старом снимке, подумал Михаил, перелистывая очередную страницу.

«Я никог. не думал, что смогу так полюб. Чтоб так потерять голову. И о чем тогда думал. Дурак! Дурак! Но ее глаза недавали мне покоя. Я и сечас их вижу. В них всегда страх когда она смотрела на меня. Но и сила. И выдержка. Мне было ее жалко но я не мог остановить себя. Тогда в лесу я взял ее почти силой но мне тогда казалось что она сама того желает. Нет. Просто боялась отказать. Ведь я, нет не важно кто я. Важно что последний подлец.