Владимир Гурвич - В лабиринте страстей

Анжелика аккуратно сложила все листки в папку, закрыла ее и посмотрела на стоящие на камине часы. Прошло ровно двадцать пять минут из выделенных ей тридцати. Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Вполне возможно, что так удобно она сидит в последний раз.

Анжелика услышала, как отворилась дверь, затем раздались шаги. Они замерли совсем рядом с ней.

Она открыла глаза и посмотрела на вошедшего. Он держал бумаги и внимательно их изучал.

– Я не вижу на них вашей подписи. Надо расписаться на каждой странице.

Анжелика отрицательно покачала головой.

– Нет, у вас это не пройдет. Там все ложь. Я не стану ничего подписывать.

Мужчина раздраженно бросил папку на стол.

– Вы представляете, чем это для вас обернется?

Анжелика снова закрыла глаза и ничего не ответила. Она сознавала, что боялась смотреть на этого человека. Тот, кажется, уловил этот страх.

– А ну откройте глаза. Я вам приказываю, откройте! – закричал он.

Анжелика сидела неподвижно, как статуя.

– Ну, хорошо, – вдруг почти спокойно произнес он. – Вы будете находиться в камере до тех пор, пока не подпишите все, что я вам укажу. Если надо, просидите там десять лет. Впрочем, могу вас успокоить, вряд ли вы выдержите больше двух-трех суток. Мы предвидели, что вы можете проявить упрямство и приготовили вам кое-какие сюрпризы. Так что, пожалуйста, прошу следовать за мной.

Анжелика встала и последовала за мужчиной. Они вышли из комнаты и спустились в подвал. Совсем недавно она уже проделывала этот путь. И когда покидала этот дом, то надеялась, что больше этого делать ей не придется. Увы, она жестоко ошиблась.

Ее ждала та же камера. Те же сырые стены, та же жесткая кровать. И тот же яркий, ослепляющий глаза свет.

Но Анжелика ошиблась. На этот раз для нее было сделано важно добавление. Едва дверь за ней захлопнулась, как в камере возник какой-то звук. В первые мгновения она даже не обратила на него внимания. Но он медленно, но неуклонно возрастал, как шум приближающего поезда.

Сперва Анжелика ничего не понимала, но затем ее пронзил страх: вот, о каком сюрпризе говорил ее новый мучитель.

Тональность звука была очень низкой. Он вибрировал, то, усиливаясь, то ослабляясь. И эта смена колебаний вызывала особенно сильные неприятные эмоции.

Анжелика чувствовала: несколько проведенных часов в этом аду – и она может сойти с ума. Долго выносить эту звуковую пытку невозможно.

Она легка на кровать, навалила на голову подушку, закрыла руками уши, но это мало помогло. Звук все равно проникал сквозь эти барьеры, он казался вездесущим, ничего его не могло остановить.

Анжелика отбросила бесполезную подушку. Ну и пусть она сойдет с ума. Наступление этого события можно ожидать очень скоро. А что сумасшедший, что мертвый по большому счету одно и тоже. Ни тот, ни другой не контролирует свое сознание. Просто у одного тело разлагается, а у другого – живет биологической жизнью. Но ведь человек не бамбук, он человек до тех пор, пока мыслит и отдает отчет себе в собственных чувствах.

Анжелика продолжала лежать на кровати в ожидании, когда сойдет с ума. Но пока этот счастливый момент не наступил, ей приходилось туго. Терпеть это монотонное, не стихающее ни на секунду жужжанье с каждой секундой становилось все нестерпимей. Не выдержав, она соскочила с постели и стала метаться по каменному мешку камеры.

Ее взгляд несколько раз падал на звонок. Она знала: достаточно позвонить в него – и ее мучения прекратятся. И сейчас больше всего боялась, что в любой момент потеряет контроль над собой и надавит на эту проклятую кнопку.

Сколько в этих мучениях прошло времени, она не представляла. Она то ложилась на кровать в тщетной надежде уснуть, то снова начинала, словно пантера в клетке, метаться камере. Иногда она начинала громко всхлипывать или что-то бессвязно кричать. В эти мгновения у нее зарождалась надежда, что она все-таки сходит с ума. Но проходил приступ отчаяния, и сознание, как послушный ребенок, снова возвращалось на прежнее место.

Теперь она уже не ложилась на кровать, а просто падала на холодный бетонный пол, билась об него головой, словно деревенская баба при известии о гибели мужа. Как ни странно, на какой-то короткий промежуток времени это немного успокаивало, отвлекало от назойливых звуковых колебаний, которые, подобно морскому прибою, волна за волной накрывали ее. Она уже не могла ни о чем думать, вернее, мысли осаждали ее, но были совершенно ей не подконтрольны.