Ира Берсет - Заглянуть в пустоту

— Чем угодно.

— Не скажите. Он к пище относится аккуратно, сразу почувствует подвох или по запаху, или по вкусу. И потом, что значит одни? Там будет охрана, среди которой мой человек и нужные медикаменты для оказания первой помощи. Пчёл и ос в открытом море нет.

— Что вы сказали? — вдруг встрепенулась Татьяна Анатольевна.

— Говорю, что ос в …

— …море нет, — медленно продолжила за него психолог. А что в море есть? И вообще — почему море? Кто предложил такую идею?

— Я не знаю, — растерялся мужчина. Какая разница?

— Это случится там, где не будет ни охраны, ни рулевого, ни помощи, ни медикаментов. В море! — глаза женщины сверкали азартом, в уголках хитро улыбаясь.

— В море? — почти шёпотом переспросил Войт, зачарованно смотревший на неё и ощущающий лёгкий трепет в груди. — Но как?

— Я не знаю. Но я бы на её месте поступила именно так.

Впервые за время отдыха погода капризничала. Она плакала мелким дождём и обдувала песчаным ветром, изредка подмигивая отдыхающим хитрым солнечным глазом. Но, несмотря на её баловство, всё равно было тепло. Разве что вечером прохлада заставляла надевать кофты или кутаться в махровые полотенца. Олег Чернов стоял на каменном выступе в небольшой заброшенной бухте между двумя элитными пляжами. Сюда ветер попасть не мог. Лишь его свист, проникая через каменные щели, усугублял жуткое чувство тревоги. Оно появилось ещё утром, после звонка благодетеля, и теперь раздулось до предела и ныло в области желудка. Электронный голос заявил, что пришло время встретиться. И назначил «свидание» в этом укромном, а если быть откровенным, заброшенном месте. Что бы это могло значить? Страх подсказывал — от него хотят избавиться, но здравый ум, цепляясь за логику как последнюю соломинку, не сдавался: неужели для этого нужно было целых два месяца учиться дайвингу и приезжать в Болгарию?

Парень смотрел, как далёкий красный глаз маяка ощупывает волнующееся полотно моря, и покорно ждал. Часы показывали два часа ночи. Благодетель опаздывал на полчаса. Может, к лучшему? Вдруг сзади что-то стукнуло — и каменные стены откликнулись на приближающиеся шаги глухим эхом. Они стихли где-то совсем рядом. Сердце мужчины бешено забилось, но он нашёл в себе силы обернуться. Олег смотрел в темноту, улавливая еле слышное дыхание.

— Ну что ж, здравствуй, милый друг, — мягкий, даже нежный женский голос просочился из темноты. Парень от неожиданности открыл рот.

Чёрное пространство встрепенулось, отделяя от себя стройный женский силуэт. Фигура проплыла вперёд и встала в нескольких шагах от Чернова, подставляя лицо под лунный свет.

— Ты?… — его голос перестал ему подчиняться.

— Кто я? — серые глаза сканировали растерявшегося мужчину, а он, будто под гипнозом, стоял и не мог пошевелиться. Олег впервые увидел её близко и теперь ощущал, как по его телу бегут толпы противных муравьёв, доводя до состояния помешательства.

— Новая жена Потоцкого, — неуверенно выдал он, боясь заглянуть в недра проснувшейся памяти, а она настаивала, всплывая из прошлого в образе платиновой проститутки, и заглядывала ему в лицо такими же серыми глазами.

— Это всё, что ты можешь сказать? — девушка подошла ближе. — Может, так будет легче вспомнить?

— Ты та, что на объездной… — медленно произнёс он. — У меня была такая мысль. Только один человек мог знать о моём проступке.

— По-твоему, так называется убийство? — улыбнулась девушка. — А для изнасилования несовершеннолетних у тебя тоже найдётся формулировка? Шалость, каприз, а, может быть, перверсия?

— Я не понимаю, — еле слышно произнесли побелевшие губы.

— Неужели? — прошептала она и подошла так близко, что он почувствовал её сладкое дыхание, от которого перехватило дух. — Может быть, чтобы тебе было легче вспомнить, мне нужно натянуть ситцевое платье в горох и перекраситься в чёрный?

Осколки мозаики, которую почти получилось развалить, начали снова сползаться друг к другу, вырисовывая на холсте памяти злополучный день… Он в новых джинсах, с модной причёской, уложенной гелем, довольный собой и жизнью, заходит в вестибюль школы. В руке букет цветов для Юльки, девушки, с которой он встречается, ведь у неё выпускной. Везде знакомые улыбающиеся лица, разноцветные шарики, музыка, танцы. Он работал и не успел приехать на торжественную часть. Наверное, Юлька обиделась. Он её ищет, спрашивает у подруг и учителей. На втором этаже, в спортивном зале, на улице… На улице, возле домика трудовика, какая-то возня. Юля?! Она с другим? Вот так просто обнимает его, целует, шепчет сладким голосом… В голове что-то взрывается. Он отбрасывает подружку в сторону и с рычанием набрасывается на парня. Потом — чёрная пропасть в сознании, где вспышками мелькают руки, оттягивающие его от окровавленной физиономии пацана, лавочка возле ночного ларька, бутылка водки… Вот он уже на всех парах несётся на мопеде, ветер в лицо. Много ветра! Он его жадно заглатывает и почти не может дышать. Куда он едет? Зачем? Тогда он точно знал, но сейчас, наверное, это уже не важно. Мопед подскакивает на кочке — и он, кувыркаясь, летит на землю. Дорожная пыль набилась в рот и в нос. Рубашка порвалась, а из поцарапанного плеча сочится кровь. Он отползает к обочине. Пахнет рекой, тиной и ночью. Странно, он даже сейчас помнит запахи того вечера. Шатаясь, поднимается и идёт к воде. Луна. Лодка… Она… Совсем худенькая, тонкие ручки и острые коленки вызывающе выглядывают из-под лёгкого ситцевого платья в синий горох. Длинные чёрные волосы и глаза… Большие и влажные… Она не пытается бежать. Он зажимает ей рот и валит на траву, как в бреду, набрасываясь на холодное бледное тело. Оно пахнет чем-то сладким, даже детским. Вот как сейчас… Этот запах сводит с ума… Она не сопротивляется. Просто лежит и смотрит, еле слышно постанывая. Он впивается в её пухлые губы. Одна треснула. Он чувствует во рту солёный вкус, от которого необузданная животная сила рвётся наружу, заглушая последние проблески разума. Он рвёт на ней платье и…