Владимир Жуков - Крик совы

– Не рано, все мы смертны и ходим под Богом и прокурором,– в пылу азарта отреагировал оратор.

"Мг, червь и микроба уже давно обитают в твоем теле, как впрочем, и во всех других живых организмах, только и ждут, когда дашь дуба,– подумал следователь.– Поэтому от распада и тлена плоти не спасет ни красное дерево, ни самая прочная броня. Все, кроме тех, кто будет кремирован, станут кормом для червей, останутся лишь череп, скелет и кости для будущих археологов. Надо уметь не только грабить, насиловать и считать бабло, но и немного знать биологию и анатомию".

Особенно в память слушателей врезались последние слова: «Мы это так не оставим. Если начальник милиции и прокурор со штатом своих сотрудников неспособны защитить мирных граждан, представителей среднего и малого бизнеса, которые, наполняя бюджет, кормят город, то мы сами найдем эффективные способы защиты. Создадим группы или отряды по охране общественного правопорядка и жизни граждан от преступных посягательств. По Конституции и по Уголовному кодексу мы имеем полное право на самооборону».

Макеев сделал паузу и, окинув собравшийся суровым взглядом, и глядя в листок с записью, продолжил с пафосом:

– Братаны, пацаны, родные мои человеки, граждане! Ни в какие ворота не лезет. Беспредел, произвол и кощунство! Нам запретили произвести оружейный салют в память о погибших. Ветеранам войны, старым аксакалам ли саксаулам, значит можно, они заслужили, а нам нельзя. Отказали в почетном карауле, пожалели на салют холостые патроны, не говоря уже о боевых зарядах. Но я обещаю, что сегодня будет фейерверк, а потом, когда наступит наше время, клянусь, мы устроим настоящий и не последний салют в честь доблестной братвы. Через год осядет земля, и мы установим памятники из бронзы, мрамора и гранита. Жаль меня с ними в тот момент не было, не допустил бы такого ужаса, обязательно кого-нибудь из убийц завалил и тогда возмездие настигло бы и других. Кто же мог предвидеть, что бандитские пули вырвут братков из наших рядов. Тяжела, невосполнима утрата, но мы должны теснее сплотить свои ряды, пополнить их молодежью, чтобы они продолжили наше правое дело. А убийцам пощады не будет. Око – за око, кровь – за кровь!

Эдуард грозно потряс в воздухе крепко сжатым кулаком. На пальце сверкнул массивный золотой перстень.

"Хорош гусь, подвел правовую базу, пошел ва-банк,– подумал следователь.– Лягнув копытом и милицию, и прокуратуру, вышел на тропу войны с соперниками. Этот ультиматум будет чреват серьезными последствиями. Словно цепная реакция продолжатся разборки за освободившиеся ниши в руководстве. Такое развитие событий надо предотвратить. Самосуд, от кого бы он не исходил, создаст опасный прецедент. Репутация мафиозной Сицилии для Крыма, его международного имиджа, как санаторно-курортного региона, очень вредна.

И вдруг в гнетущей тишине, сквозь всхлипывания раздались аплодисменты. Все обернулись к стоящему поодаль щуплому в старой помятой одежде мужчине. Он, добродушно взирая на Макеева, хлопал в ладони. Усердно и громко.

– Эй ты, псих, дебил!– крикнул на него Эдуард.– Уймись или крыша поехала? Кто на похоронах хлопает. Это тебе не свадьба и не юбилей. Наш шеф не был артистом, чтобы аплодировать.

– Дюже мне твоя речуха понравилась,– нисколько не смутившись, ответил тот.– Складно, как по маслу, говорил, аж до слез прошибло, мороз по коже…

– Рви когти отсюда, пока я тебя прикладом не ушиб,– обозлился Макеев.– Сейчас сам в яму загремишь. Речь ему понравилась, радость психа. Глыба сделай-ка ему внушение.

К мужичку приблизился коротко остриженный верзила, давеча присмиривший говорливых старушек. Схватил юмориста, словно щенка за шиворот, и поддал коленом под зад. Мужичок покатился кубарем по сухой, выжженной солнцем траве. Поднялся и испуганно оглядываясь, спрятался за металлической оградкой. Оперативники решили в мелкий конфликт не вмешиваться, дабы не "засветиться".

Митинг завершился и под звуки траурного марша гробы понесли к вырытым на возвышенном участке могилам. Мимо оград, зарослей шиповника, сирени и калины, зеленых туй, мимо величественных мраморных памятников и надгробий, убогих, запущенных с почерневшими покосившимися крестами. Таковы суровые и печальные реалии: прах честного труженика-пахаря или рабочего покоится под православным крестом, а прах бандита, мошенника и казнокрада, сколотившего на крови и страданиях честных людей капитал, под пудами белого и черного мрамора, глыбами гранита. Но смерть, самый неподкупный судия, уровняла всех: и бедных, и богатых. И только Бог вершит над ними высший суд, решая, кто праведник, а кто грешник.