Я вернулся на свое место. Оделл сидел за столом и улыбался.
– Пришла Хильда Рэдд, – сообщил он.
– Ну и что?
– Ллойд позволил себе некоторые вольности, и она так долбанула его в толстое брюхо, что он чуть не отдал Богу душу. – Оделл изобразил Ллойда, надув щеки и выкатив глаза.
Мы все еще смеялись, когда услышали голос такой громкий, что даже Липс оторвался на миг от своей трубы.
– Изи!
Оделл поднял голову.
– Изи Роулинз, неужели это ты?
В комнату ввалился гигант в белом костюме в голубую полоску и шляпе, которая могла бы вместить чуть не пять литров. Черный гигант с широкой белозубой улыбкой проплывал по битком набитому помещению подобно грозовой туче, только обрушивая на встречавшихся ему по пути знакомых не громы и молнии, а радушные приветы.
– Изи, – расхохотался он. – Ты еще не выбросился из окна?
– Еще нет, Дюпре.
– Ты знаком с Кореттой?
Он тащил ее на буксире за спиной, как игрушечную тележку.
– Привет, Изи, – тихо сказала она.
– Привет, Коретта. Как ты?
– Прекрасно, – тихо ответила она. Меня поразило, что я расслышал ее, несмотря на музыку и шум. А может быть, я на самом деле не слышал ее, а просто по ее взгляду и улыбке понял, что она хочет сказать.
Трудно представить себе двух столь разных людей, как Дюпре и Коретта. Он мускулистый, выше меня на два с половиной или на пять сантиметров. Наверное, в нем было метр восемьдесят семь. И он был шумный и дружелюбный, словно большой пес. Дюпре хорошо разбирался во всем, что касалось книг и чисел, но постоянно сидел на мели, потому что транжирил деньги на спиртное и на женщин, а остатки у него легко можно было выманить, сочинив какую-нибудь душещипательную историю. А Коретта была совсем другая. Невысокого роста, с кожей цвета переспелой вишни, она всегда носила платья, подчеркивающие ее высокую грудь. Глаза точно сливы. Ее взгляд блуждал по лицам посетителей как бы бесцельно, но у меня было ощущение, что от ее внимания не ускользает ничего. Коретта была мечтой тщеславного человека.
– Мне тебя не хватает на заводе, – сказал Дюпре. – Без тебя совсем не то, некому держать меня в руках. Да и другие ниггеры пораспустились.
– Ну что ж, привыкайте обходиться без меня.
– Нет, так не пойдет. Бенни хочет, чтобы ты вернулся. Он сожалеет, что прогнал тебя.
– Впервые об этом слышу.
– Ты ведь знаешь этих итальянцев. Они считают зазорным извиняться. Но он хочет, чтоб ты вернулся.
– Не могли бы мы посидеть с тобой и с Оделлом, Изи? – мягко спросила Коретта.
– Конечно, конечно. Принеси для нее стул, Дюпре. Присаживайся между нами, Коретта.
Я попросил бармена принести кварту пшеничного виски и ведерко со льдом.
– Значит, он хочет, чтобы я вернулся? – спросил я Дюпре, когда стаканы у всех были наполнены.
– Да-да! Он сам мне признался в тот же день, что, покажись ты ему на глаза, он взял бы тебя обратно в ту же минуту.
– Но сначала он пожелает, чтобы я поцеловал его в задницу. – Я заметил, что ее стакан уже пуст, и спросил: – Хочешь, я налью тебе, Коретта?
– Может быть, еще чуть-чуть. – Она улыбнулась, и я всем своим нутром почувствовал ее улыбку.
– Действуй, Изи, – рычал Дюпре. – Я объяснил, что ты жалеешь о случившемся, и он готов все забыть.
– Я действительно жалею. Любой человек, оставшийся без работы, об этом жалеет.
Дюпре так громко захохотал, что Оделл чуть не свалился со стула.
– Приходи в пятницу, и мы наверняка устроим тебя на работу.
Я спросил их о девушке, но это было впустую. Ровно в полночь Оделл собрался уходить. Он попрощался с Дюпре и со мною, Коретте поцеловал руку. Она зажгла в этом тихом маленьком человечке искру былого огня. Затем мы с Дюпре принялись травить байки о войне. Коретта засмеялась и отодвинула бутылку с виски. Липс и его трио продолжали играть. Люди всю ночь приходили и уходили, но я на время отложил заботы о Дафне Моне. Сообразил, что, если меня восстановят на работе, я смогу вернуть мистеру Олбрайту его деньги. От виски я размяк, и мне хотелось только смеяться. Дюпре отключился еще до того, как мы прикончили вторую кварту. Было около трех часов утра.
Коретта фыркнула носом в затылок Дюпре и сказала:
– Раньше он обычно играл до первых петухов, но теперь старый петух уже не поет так часто.
– Его вышвырнули из дому, потому что он не внес вовремя плату, – сказала Коретта. Мы тащили Дюпре из машины к дверям ее дома, его ноги оставляли две глубокие борозды на газоне. – Первоклассный машинист получает почти пять долларов в час и не может даже оплатить свои счета.
Читать дальше