Энтони Бруно - Плохие парни

– А как насчет вас? Вы тоже желаете ему смерти?

– Скажем так: безутешной вдовой я не буду.

– Но нанимать убийцу тоже не станете?

– Послушайте, мистер Томпсон, я не являюсь наследной принцессой мафии, если именно на это вы намекаете. Я проработала в этой компании шесть лет и горжусь тем, какую должность я здесь занимаю. То, что делает мой отец и его дружки, не имеет ко мне никакого отношения.

– Но вы были замужем за мистером Варгой, а его чистоплюем не назовешь.

– Отец выдал меня за него, когда мне было девятнадцать. Тогда Ричи еще не разнесло и он был красавчиком. Он был щедр, и мой отец любил его, как родного сына, которого у него как раз и не было. Мне нравилось тратить кучу денег и хотелось порадовать отца, поэтому я за него и вышла. Все просто и ясно.

– А вы любили его?

Джоанна, раскрутилась в кресле и одарила его саркастической улыбкой, которая значила: понимай как хочешь.

Тоцци выглядел озадаченным.

Она подошла к окну и принялась смотреть на проносящиеся внизу машины. Вздохнув, она подумала о том, долго ли еще будет цепляться к ней этот парень.

– Ричи исчез. У него другое имя, другой адрес, может быть, и другая жена – откуда мне знать? Я слышала, будто правительство устраивает особо важным свидетелям даже операции по изменению внешности. А если это так, то Ричи наверняка сделал пластическую операцию. Ричи ни от чего не отказывается. Его жадность даже забавна. Да и вообще... Причинил стольким людям большие неприятности и вдруг стал героем, потому что сотрудничает с федеральным прокурором. Образец сугубо американского героя. Вздрючил нас всех – и улизнул.

Тоцци, поджав губы, кивнул. Потом подхватил портфель и собрался уходить. Она обернулась и удостоила его взглядом. У него был разочарованный вид. Может быть, ему не нравилось то, что он проникся неожиданной симпатией к дочери Жюля Коллесано. Та еще сиротка!

– И еще одно, – сказал он, подойдя к ее столу. – А нет ли у Ричи каких-нибудь особых примет, привычек, повадок, одним словом, чего-нибудь такого, что нельзя изменить пластической операцией?

Она отвернулась, чтобы скрыть легкую усмешку.

– Да есть одна вещь... – И она целомудренно умолкла.

– Но что же это?

Она поглядела на часы.

– Угостите меня ленчем, мистер Томпсон, и мы это обсудим.

Понемногу это начинало ему надоедать. В конце концов Гиббонс снял пиджак, повесил его на спинку кухонного стула из алого пластика и уселся поудобней. Он закатал рукава рубашки, но галстука не снял и ворота не расстегнул. В былые времена агенту возбранялось в часы службы расстегивать ворот, и у Гиббонса это с годами вошло в привычку.

В крошечной квартирке было душно, но он не открывал окон. Открытые окна извещают каждого встречного-поперечного о том, что ты здесь. Но досаждала Гиббонсу не духота, а сама по себе квартирка, мебель, невидимое присутствие старой леди.

Кухня была пропитана запахами чеснока, томатной пасты, мяты. В каждой комнате висело по распятию, в спальне на туалетном столике стояла статуэтка младенца Христа, а над телевизором в рамочке – изображение Девы Марии. Даже на выключателях были наклеены фантики с ликами святых. Гиббонс поневоле задумался над тем, где такую хреновину добывают. Должно быть, католики спекулируют ими, как билетами на бейсбольные игры.

Он оставался в кухне, потому что гостиная была просто невыносимой. Стилизованная под барокко мебель в пластиковых чехлах, пластиковые розы в маленьких белых вазах, идиотские фарфоровые безделушки, прихваченные наверняка с чужих свадеб, и повсюду – фотоснимки итальянских родственников старой леди. Гиббонс ненавидел итальянцев. Если они не оказывались членами мафии, значит, непременно были нищими иммигрантами, из кожи вон лезущими, чтобы их впустили в страну.

Из всех этих снимков, развешанных и расставленных в гостиной, Гиббонс уделил более или менее пристальное внимание только двум. Одним из них был выцветший мгновенный снимок в позолоченной рамочке, стоящей на столике у дивана. Темноволосый ребенок, лет шести или семи, восседая на шотландском пони, хмурился в камеру. У Гиббонса не было ни малейших сомнений в том, что из этой мартышки с годами получился Тоцци.

На втором, размером пять на семь дюймов, была изображена высокая головокружительно красивая девушка в кепи и в свободного покроя платье. Это была Лоррейн, выпускная фотография, Барнард, 1960 год.

Гиббонс взглянул на часы. Он проторчал здесь уже четыре часа одиннадцать минут, поэтому ему и стало скучно. Конечно, он мог вспомнить засады, в которых ему доводилось сидеть и гораздо дольше. Засада – штука всегда утомительная, но он научился отлично с этим справляться. Главное, ни на миг не забывать о том, что ты на передовой. Такова, собственно, и вся работа агента. Если Тоцци нынешним утром так и не покажется, Гиббонсу придется рыть глубже, пока он не найдет другую ниточку, новое лежбище, иной контакт.