Творческое объединение Культура Гедонизма - Сонное царство. Баюн

Я проснулся в поту. От меня воняло. Так неприятно. Лекарства. Фармакология являлась последней соломинкой в спасении жизни безумных. Соломинкой возвращения в реальность. А зачем мне это? Я этого не хотел. Зачем они держат меня здесь? Эти стены с отошедшей местами штукатуркой. В этом рисунке не было ничего прекрасного. Возможно, полотно с изображением этих уродств на аукционе абстрактного искусства и набрало бы пару десятков тысяч условных единиц. Но условной единицей был я. Вроде бы и был, но весьма условно. Главный врач психушки твердил постоянно, что каждый больной находится под должным присмотром, но на самом деле слово “должным” обозначало “никаким”. Всё подчинялось общей схеме: дисциплина пациентов и произвол персонала.

Больничная палата. Четверо взрослых мужчин вынуждены прозябать вместе (персонал же предпочитает называть это “реабилитацией”) и усиливать своё безумие. Я, два аутиста и один с диссоциативной фугой – у этого парня интересная история.

Фуга появилась неизвестно откуда – он придумал себе имя, фамилию и жил так полгода, пока очередная стерва не выбесила его и у него не случился срыв. Он бился в истерике. Она не стала успокаивать его и дала пощёчину. Он не смог осознать несправедливость мира к себе и к своей правде и изувечил стерву. В итоге документов у него не нашлось, и он оказался здесь. По восстановленным с его слов событиям, полиция отработала ещё полдюжины эпизодов с ним, и везде с абсолютно разными именами. Не понятно ни откуда он брал деньги, ни как он жил без документов целых три года, ни по какому принципу его воспаленное сознание подбирало себе имя. Но везде заканчивалось одним – несбывшимися ожиданиями от очередной пассии. Я был шокирован тем, что так сильно можно любить себя и любовь к себе, и что разочарование в партнёре может нанести такой урон психике.

Все мы сидим на кроватях и тупим или, возможно, как я, предаёмся размышлениям над тысячами вопросов, на которые никогда не узнаем ответов.

Череда однообразных, бессмысленно сменяющих друг друга дней.

Сегодня еженедельная беседа с лечащим врачом. Я бы и не узнал, что прошла неделя или пара дней, если бы процедурная сестра не сообщила мне об этом. Более того, я не знал, какой это приём по счету, но решил не спрашивать её. Тут не принято спрашивать.

Проверив, выпил ли я все колёса, она ушла.

Нетерпеливый парень не мог обдумывать подолгу идеи. Они палили из него, как из охотничьего ружья. Всегда в разное время. Он был настолько импульсивен, что жизнь уже сама пыталась его утихомирить. Но, будучи торопящимся, он не замечал и этого.

Кажется, это был июнь. Хотя погода не баловала летним настроением. К вечеру надвигались сумерки, обычно разбавленные дождём. Но романтики дождя для Нетерпеливого этим летом не существовало. Это просто вода, проливающаяся со свинцового неба, не более. Дождь утомлял настолько, что уже хотелось собрать вече и, если потребуется, принести жертву.

Пустота, как чёрная материя, набирала свою критическую массу в душе Нетерпеливого. Осознание этого приходило в голову через депрессивные мысли и меланхолию, так прочно окутавшую его жизнь. Всё обрушилось на него, когда он потерял ту точку отсчёта, с которой всё началось. Круговорот рутины. Когда он поднимался с кровати, но не просыпался, и действительные события казались ему каким-то набором сцен происходящего, при этом открытые его глаза ощущали заспанность. Нетерпеливый думал, что постоянное напряжение на внешних уголках глаз – это “фантомные боли” от того, что в школьные и студенческие годы он мало спал, и ему приходилось “продирать глаза”. Даже потерев глаза или вылупив их, он ощущал только тяжесть прямо за лобной костью, словно тёплый металлический шар, клонивший вперёд голову.

У него не получалось разогнать этот туман даже с помощью кофе. Кофеин только разгонял его сердце, но концентрация так и не появлялась. И его торопящаяся сторона раскрывалась и начинала преобладать в нём сильнее сонной. Энергия, нечаянно расплёскивающаяся на то, за что зацепился взгляд. Этот поток подобен неуправляемому душевому шлангу, извивающемуся в непредсказуемых движениях. И поток мыслей уже уносит Нетерпеливого в далекие дебри. Упал взор на кружку, фантазии раскачивали мозг. И он уже, уменьшенный многократно, сидел на краю этого кофейного озера, представляя, как болтает ногами и стучит по белой фарфоровой стенке.