– Мэм, мой напарник просит у вас прощения, он не хотел обидеть ваши гражданские чувства. Он проснулся не с той ноги, да еще его кота, с которым он жил последние десять лет, сегодня не стало.
Старушка наконец перевела на меня внимание.
– А что случилось с его котиком?
– Его котика переехал дорожный каток. Каток был настолько большим, что моему напарнику даже нечего хоронить. Теперь под его окном осталось небольшое пятно, напоминающее о домашнем питомце.
Стэн поднял голову. На его лице читалось омерзение.
– Он так переживает утрату своего любимца, что проклинает весь мир, не жалея слов. Вы же сможете простить моего непутёвого напарника?
– Ах, ты сука! – крикнул Стэн. Он потянулся ко мне своими руками, оттолкнул в сторону старушку. – Какой нахер ещё котик?
Я был неподвижен. Он схватился за мою шею и принялся меня душить. Я знал, что мне не стоит ничего предпринимать, агрессия этого типа обойдется ему боком. Никто не поверит его словам, но все поверят моим синякам.
– Мэм, – прокрихтел я, – помните, я вас просил немного придержать свои порывы? Так сейчас я прошу вас забыть о моей просьбе и показать, на что вы способны.
Старушка восприняла мои слова, как команду “фас”. Она стала орудовать своей сумочкой ловчее любого каратиста с нунчаками. Стэн был в ярости.
– Парни, вы не далеко смогли уйти от участка. Вы провели тридцать пять минут вместе. И уже сидите у меня в кабинете помятые, словно по вам прошлась банда хулиганов.
– Но сэр, этот козёл задирал меня, а потом спровоцировал старушку на неадекватное поведение в мой адрес. Сэр, она била меня сумочкой, сэр.
Я сидел молча и смотрел – то на своего напарника, который вот-вот планировал пустить скупые слёзы, то на усатого Брюса. В блестящей лысине нашего куратора отражался его скромный кабинет. Деревянный стол, заваленный документами, и три стула. Никаких полок или шкафов здесь больше не было. Только стол и три, мать их, стула. Были, конечно, четыре стены, на одной из них висели фотороботы говнюков, за которыми сейчас гонялся Брюс, но это не считается.
– Соплей в своем кабинете я не потерплю. Быть копом – значит быть мужиком со стальными нервами. Это значит иметь твёрдый взгляд и крепкий дух. Перед лицом истинного копа ни одна старушка не станет выполнять цирковые номера с сумочкой. Мне насрать, что вы там не поделили. Каждый из вас сегодня подготовит отчёт, который я передам шефу, а завтра вы покажетесь в участке, держась за ручку, словно жить друг без друга не можете. Если вам что-то непонятно, то собирайте свои манатки и проваливайте нахер, никто здесь с вами нянчиться не собирается.
В кабинете Брюса повисла тишина. Она продлилась недолго, Стэн хныкнул, как мальчуган, которому не купили машинку.
– Разрешите приступить к выполнению ваших указаний, сэр?
– Из тебя получится хороший коп, Тони, ты умеешь держать удар.
– Да какого чёрта! – крикнул Стэн.
– Сынок, не начинай, сейчас ляпнешь чего лишнего, а потом, когда все уляжется, тебе будет очень стыдно. Соберись, пожми руку своему напарнику и ступай писать отчёт.
Я посмотрел на Стэна – тот снова тёр глаза. Моя открытая ладонь полетела навстречу напарнику. Он брезгливо посмотрел на неё, а потом на Брюса. Усатый коп кивнул. Было видно, как Стэн мешкается, он ни черта не хочет жать мне руку, но я был твёрд и уверенно держал свою.
– Мой отчёт от этого не изменится, – заявил Стэн.
– Тебя никто и не просит угождать нам своей бумажкой, просто пожми руку своему напарнику и ступай восвояси.
Стэн кряхтел, как раненая косуля, но поняв, что ребята, которые находятся в кабинете, не слезут с него без рукопожатия, небрежно бросил свою ладонь, и мы пожали друг другу руки.
– Теперь со всеми соплями покончено и можно работать? – спросил я.
– Сэр!
Брюс покачал головой в адрес Стэна, намекая на то, что ему не стоит продолжать своё обращение.
– Но, сэр!
Я крепко держал напарника за руку и без перерыва дергал её, наблюдая, как она болтается, словно ливерная колбаса.
– Достаточно на сегодня.
Стэн вырвал свою руку из моей и выскочил из кабинета, потирая глаза. Мы остались вдвоём с Брюсом
– У тебя есть ещё вопросы ко мне?
– Есть один.
– Если этот вопрос касается моего ствола, то нет, я тебе его не дам.
– Тогда я могу идти?
Брюс ничего не ответил. Я понял, что молчание – знак согласия, так нас учили в детском доме. Я еще немного помялся и пошел в общий кабинет писать отчёт о сегодняшнем дне.
Читать дальше