Ричард Пратер - Казнить его дважды

Гордон Уэверли снова положил руки на стол, соединил пальцы вместе и в упор посмотрел на меня.

– Да, я слышал имя Аль Джант. Но никогда не встречал этого человека и никогда ничем не был связан с ним, так же как и сейчас. Если вы говорите, что кто-то из его преступных помощников был у мистера Пайка в ту ночь, то я принимаю к сведению ваше заявление. Но это принятие не основывается на моих знаниях. Я ничего не знаю об этой личности, кем бы он ни был. Как ничего не знаю и о стрельбе, которая была ночью у дома мистера Пайка. Я даже не знал, пока вы мне не сказали, что там был кто-то застрелен. А теперь снова и в последний раз я заявляю вам, что не убивал мистера Пайка.

Такое двоякое представление о его личности могло бы совершенно разрушить любое расследование. Поэтому я должен был выбирать одно из двух: сказать Уэверли "до свидания" или идти вперед, полагая, что он так же честен, как длинен день в самой середине лета. Кроме того, принимая решение, всегда приходится учитывать, что многие подробности пока неизвестны. И я попытался собраться с мыслями.

– О'кей, – сказал я. – Мы в деле. Теперь разберемся по порядку. Первое. Если деньги Джанта вложены в ваш журнал через мисс Уиллоу, я в этом разберусь. Второе. Эти громилы Аля Джанта наверняка прошлой ночью направлялись к дому Пайка – один из них вернулся. Поэтому если нет связи между вами и Джантом, то с большой вероятностью есть какая-то связь между ним и Пайком или тем человеком, который вышиб Пайку мозги. Третье. Если Наташа говорила, что нет свидетелей их наезда и бегства, то я ей верю. А это значит, что кто-то, может быть и Пайк, открыл настоящее золотое дно и действовал прямо у вас под самым носом. Если он шантажировал и других авторов писем, то думаю, что смогу раздобыть хотя бы одно из таких писем. Хотя пока не представляю, каким образом. Попытаюсь проследить его путь до автора и таким образом найти хотя бы еще одну жертву...

Я замолчал. Странно, как подобные рассуждения могут действовать на человека. В этот момент я был совершенно убежден, что Уэверли не убивал Пайка. Вы понимаете? Просто какая-то магия. Никто, просто никто не мог бы этого доказать. И я продолжал:

– Хорошо, что убийца Пайка вынужден был в возбужденном состоянии спешно покинуть дом. Четвертое. Расскажите мне, как работал отдел Аманды, и покажите полученные письма и дела. Дайте мне Наташино описание того, кто к ней приходил, а также все детали той аварии, о которой она вам рассказала. И наконец, примите мои извинения за мою склонность к мелким деталям, и я попытаюсь во всем разобраться.

Мой клиент улыбнулся. На этот раз не сдержанной, как прежде, а настоящей, хорошей улыбкой.

– Мы, – сказал он, – в деле.

Покинув Уэверли, я поехал обратно, к себе в отель "Спартан". В спальне я нашел пальто, в котором был в тот вечер. В его кармане обнаружил смятый и сырой клочок бумаги, который я туда засунул.

Этот текст не был отрывком из "Правдивых признаний о страданиях". Но это были действительно страдания: письмо на одной странице, написанное Аманде Дюбонне одним из тех несчастных, о которых говорил Уэверли. По крайней мере, я так предполагал, потому что ни в самой бумаге, ни в строчках не было ничего, что говорило бы об этом. Но может быть, что-то можно было прочесть между строк...

Я внимательно прочитал письмо, но так и не отыскал ничего, что могло бы привести меня к автору. Ни малейшего проблеска. По крайней мере, я ничего не нашел. Я перечитал его три или четыре раза, а потом забыл о нем. На некоторое время.

Потом вернулся к своему списку и начал по порядку звонить, думать, говорить. Мне надо было разобраться с троими людьми – Наташей Антуанетт, Мадлен Уиллоу и Джереми Слэйдом.

Плюс описание и вопрос: "Кто он?" Это был гангстер, принимающий участие в шантаже, рэкетир-сборщик. Описание ограничивалось только тем, что мог передать мне Уэверли со слов рыдавшей Наташи: крупный мужчина, не очень опрятный, лысоватый спереди и с длинными волосами, спадавшими на плечи, может быть темными, может быть седоватыми. По какой-то причине она особенно отметила его ноги. Уэверли пытался передать ее красочное описание этих необычных конечностей: "Они были самые большие из тех, которые я когда-либо видела, не считая гиппопотама. Боже, это были те еще ноги!"

Немного, но, может быть, и хватит. Итак: большой и нескладный, наполовину лысый, с несоразмерно большими ногами. Он посетил Наташу в восемь вечера, а перед девятью она была уже у Уэверли.